Марк Аврелий. Золотые сумерки

— Хвала богам! Всего месяц назад я и слышать не хотел имя отщепенца, бросившего дом, семью, дорогу славы. Юпитер ему судья, Божественный Цезарь и великий Август ему укор. И все‑таки чудо случилось! Истина восторжествовала!.. Весть о том, что твой отец Бебий Лонг старший достойно исполнил обязанности посла римского народа ошеломила меня, наполнила благоговением. Твою мать, Бебий, пригласили во дворец, где она сидела рядом с самыми знатными женщинами государства. Теперь наша обязанность не растерять, не замусолить пойманную твоими руками удачу. Ответь, Бебий, мог бы ты получить у префекта анноны какой‑нибудь выгодный подряд на поставку продовольствия?

— Да, дедушка, — твердо ответил Бебий, — но при определенных условиях. Они не касаются процентов или каких‑либо иных финансовых обязательств. Подробнее объяснять не имею права, дабы не прослыть легкомысленным бахвалом.

— И не надо! — обрадовался дядя. — Не думай, сынок, что я настолько холоден и расчетлив, чтобы в этот праздничный день вести речь об откупах, подрядах и деньгах. Просто мне хотелось убедиться, что твоя голова не закружилась от милостей, что ты способен рассуждать трезво. В таком случае, вот тебе мой совет. Завтра у твоего порога соберутся толпы тех, кто когда‑то пытался ввергнуть нас в нищету, кто пытался завладеть нашим имуществом, нашими деловыми связями. Не поддавайся славословиям, но и не трать время на месть. Живи по правде, а эта правда заключена в известном выражении: «homo homini lupus est». Помнится, его обронил Плавт. Я же со своей стороны обещаю, что если приду к тебе с деловым предложением, то это будет честное и достойное нашей семьи деловое предложение.

Он поднял кубок.

— Счастья тебе!

Ночью захмелевший, сытый Бебий вспомнил о Марции. Полежал, помечтал. Прикинул, может подняться, пойти поискать девчонку. Хозяин он или не хозяин! Однако что‑то болезненно — сладкое ударило в сердце, притормозило желание. Он всегда относился к Марции как младшей сестре. Пусть она в полной его власти, но как‑то стыдно зверствовать. И зачем, спросил он себя. Завтра подарю ей что‑нибудь из украшений, перстенек какой‑нибудь, тогда другое дело. Объясню матери, что я уже не ребенок. Но это все завтра, завтра…

В следующее мгновение он услышал шорох. Бебий приподнял голову, разглядел в дверном проеме неясную светлую фигуру.

— Кто это? — шепотом спросил он.

Ответ был так же тих.

— Я, Марция.

Голосок ее дрожал.

Бебий рывком сел на ложе. Дыхание перехватило, он с трудом проглотил комок в горле.

— Что тебе?

— Евбен прислал, ему ваша матушка приказала.

— То есть? — не понял сначала Бебий, потом словно горячей волной ударило. Не прошло и минуты как ему нестерпимо захотелось женщину.

— Подойди, — хрипло выговорил он.

Фигура приблизилась, встала напротив. Бебий протянул руку, тыльной стороной ладони наткнулся на девичье тело, прикрытое прозрачной накидкой. Девушка вздрогнула. Молодой человек сглотнул, прочистил горло.

— Марция, если это только по приказу матушки?..

Она промолчала.

— Я тебе противен?

— Нет, господин.

— Тогда иди сюда.

Он грубо привлек ее к себе, взгромоздил на ложе, откинул покрывало. Марция задышала тяжело, покорно. Бебий уже не мог совладать с собой. Как только оказался в ней — с трудом, с нескольких попыток — вдруг осознал, что она девственница, а вот даже не вскрикнула…

Потом некоторое время Бебий лежал с Марцией в обнимку. У него отчаянно кружилась голова. Он так и сказал:

— У меня голова кружится.

— У меня тоже, — робко призналась Марция.

— Тебе больно?

— Чуть — чуть.

— Я еще хочу.

Она помолчала, потом едва слышно шепнула.

— Я тоже.

Насытившись, опять долго лежали в обнимку, не пытались отодвинуться. Наконец, Бебий снял с себя ее руку, сел.

— Ты куда, господин? — спросила Марция.

— Пить хочу.

— Я принесу, господин.

— Я и сам могу принести, — усмехнулся Бебий. — Вот что, больше не зови меня господином… по крайней мере, здесь, на ложе. На людях другое дело. У меня имя есть.

— Хорошо, Бебий.

— Вот так‑то.

Он встал, в темноте нащупал столик, на нем кувшин. Отхлебнул. В кувшине была чистая вода. Бебий усмехнулся — узнаю матушку. Сурова, проста. Повернулся в сторону ложа. Марция перевернулась на бок и на льняных простынях отчетливо посвечивало ее тело. Было оно цвета густой сметаны.

Бебий некоторое время смотрел на нее — не мог справиться с умилением, прихлынувшей благодарностью, которое вдруг почувствовал к этому теплому, мягко очерченному темнотой божественному сосуду, к ладной головке, к длинным шелковистым локонам, к крупным точкам сосцов, к мыску внизу живота. Наконец, сдерживая дыхание, спросил:

— Что‑нибудь хочешь?

— Миндальное пирожное, — робко откликнулась Марция.

— Сейчас принесу. Где оно лежит?

— В триклинии, на столике у входа

Он принес ей весь поднос, гладил ей спину, пока она лакомилась сладостями. Наконец она облизала пальчики, повернулась к нему, вопросительно глянула. Смотрела некоторое время, потом сама в первый раз робко просунула руки ему за шею, притянула к себе и ловко повалила на себя.