Маркета Лазарова

Внимание, с которым вы слушаете эти истории, пусть снова вернется к тому моменту битвы, когда Миколаш и его люди напали на часть капитанова войска. Вы помните, что граф Кристиан и Лазар были пленены одновременно? И что же с ними сталось? Многоуважаемые господа, оба старца трусили рысцой подле коней, с петлей, болтавшейся на шее. Разбойникам и дела не было до того, что веревка натягивается, они спешили к своей цели! Смилуйся, господи, над несчастными старичками! Никто их не щадит! И все-таки! Миколаш обернулся и, увидев стариков, с головы до ног покрытых грязью и снегом (ибо шлепались они, словно дети, не привыкшие ходить), приказал перерубить путы.

«Скажи-ка мне свое имя», — молвил он, обращаясь к Кристиану.

Граф ответил, вкладывая всю надежду в звук своего голоса. И стало так, что припомнилась разбойнику ночь, которую он провел в цепях. Представилась ему цепочка узников, молоденький Кристиан и Маркета Лазарова. И сделался он счастлив, словно рыбак, сети которого полны рыбы. Он был счастлив оттого, что обстоятельства переменились, что промеж жеребцов своих он влечет тех, кого так долго ждали. Он возвращался, как муж, идущий с дарами. Он был счастлив, и в счастье своем повернул к себе голову Лазара, повторяя имя Маркеты. Лазар, однако, чуть не плачет. «Дайте им коней, — молвил до крайности удивленный разбойник, — дайте им коней, пусть они развеселятся, дайте им еды, дайте им всего, что только душе их угодно!»

Ах, дурачок, какая еда в вашем мешке?! Обглоданная кость! А вы чувствуете себя богачом, раздавая блага, и сознание правоты разглаживает ваше чело. Вы, путаник, ваше толкование вещей сокрушает читателя, которому ясны человеческие мысли.

Слыхивал я, будто водятся в океане такие твари, что окрашивают вокруг себя воду, и она попеременно становится то голубой, то розовой, то шоколадного цвета. Окрашивать море! Окрашивать время! А что? Разве не окрашивает дух человеческие поступки? Да есть ли где чистая истина?

Уверенность, с которой я принялся за повествование, истаивает, и я, право, не знаю, смею ли я одобрить ликование разбойников, ибо Лазар плачет. Хорошо, пусть смерть в боевых сражениях не наводит на вас тоску, слезы любовниц, оплакивающих утраченную девственность, вас не трогают, но рыдания старцев? Не случалось ли такое и с вами? Может, надежды ваши были похищены так же, как надежды этого Лазара?

Пиит, которого я снова призываю в свидетели, заметил однажды, что многие из нас подобны перевяслу, которое сохраняет вид и подобие круга, словно и до сих пор перехватывает пояс вывалившегося снопа.

Право, не знаю, придется ли это по душе скептикам, угожу ли я мудрецам, греющимся у печки, но я держу сторону Миколаша, держусь этого свирепого малого, мне нравится ощущать великолепное кипение жизни под его шкурой. Стократно жаль мне всех неудачников, но в этом повествовании полюбился мне Миколаш, хотя он и изверг.

Вблизи от лагеря разбойники спешились и начали подъем на крутую гору. Их уже приметил Козликов дозор. Уж доносятся до них голоса разбойников. Граф прислушался и, различив веселость в этих звуках, снова обрел надежду. Прибавив шагу, он обогнал Лазара, который — в отличие от этого отца — колебался. Беднягу удручал шум в разбойничьем стане, опасался он, что Маркете там приходится худо. Многоуважаемые государи мои, я не знаю, отчего убийцу порой приводит в ужас убийство, а вора — кража. Лазар, конечно, был бродяга и жулик, бог весть сколько награбил дукатов, сколько девок перепортил в молодые годы, но теперь он от всего сердца взывает к милосердию господа и королевских законов. Какой он ни на есть, вы слышали его речи. Теперь черед графа Кристиана. Пусть поднимется и скажет своему сыну и разбойникам все, что готов им сказать,

«Сын мой, — говорил он, превозмогая скорбь, — вижу я тебя в дурном месте, и сам ты — будто исчадье ада, а я вижу тебя невредимым и без оков. Не обманывают ли меня мои глаза? Ясно ли мое зрение? Ты ли это? Какая-то ведьма касается твоего плеча и целует ежеминутно».

Молодой граф отвечает ему, и по его ответу нам не трудно распознать, как целомудренна юношеская любовь и первая близость.

«Батюшка, ты ошибаешься! — сказал Кристиан. — Ведь это Александра! Жена моя!» Как легко мы заключаем браки, когда нам девятнадцать лет!

Хотите ли вы услышать, что на это ответил старый граф? Разумеется, он бранился на чем свет стоит и отрекся ничтоже сумняшеся от сыночка. Я вижу, как содрогаются старческие плечи, как его трясет от гнева и от поколебленной уверенности в себе.