Марки королевы Виктории

Позже, даже после того как он узнал ее тело во всех его интимных и очаровательных подробностях, ее глаза и лицо не утратили своей способности оказывать на него гипнотическое воздействие, заставляя его обмирать и трансформируя его сердитый голос в тихое извиняющееся бормотание, хотя со временем природа их власти изменилась. Магия ее черт, их невинность и совершенство не померкли для него в связи с тем, что стали слишком хорошо ему знакомы. В определенном смысле эти черты стали оказывать на него более мощное воздействие именно в силу того, что он научился различать их варианты и комбинации — холодный, чуть в сторону или исподлобья брошенный взгляд, угол наклона бровей, морщинки на носу — и наделять их особым смыслом согласно своей шкале значений и оценок. «Почему ты такой старый, Сэмми? — казалось, временами говорил ее взгляд. — Почему ты не можешь держаться вровень с молодыми людьми, которые бегают трусцой вдоль кромки прибоя? Почему ты не можешь любить меня всю ночь, как это наверняка сделали бы они, будь у них такая возможность?»

Ее тело говорило ему, что он может снова стать молодым и жить долго и красиво. Но ее лицо говорило обратное: «Кого ты пытаешься обмануть, Сэмми?» Теперь же остатки от ее лица, его, так сказать, руина, смотрели на него словно из могилы, с укоризной вопрошая: «Почему я в таком состоянии, Сэмми? Что к этому привело?»

Хелен Фицпатрик занялась Марианной. Обхватив рыдающую женщину руками, она стала баюкать ее в своих объятиях как ребенка. Приехали две патрульные машины и перекрыли аллею. Заунывные стенания полицейских сирен эхом отзывались в окрестных холмах. Это было не самым приятным прибавлением к печальным крикам кукушки, нарушавшим покой воскресного дня.

— Откуда мне знать, что вы из полиции? — спросила Хелен Фицпатрик, перекрывая рыдания Марианны.

Кэти продемонстрировала ей свое удостоверение.

— Доктор скоро приедет. Вы продержитесь еще несколько минут?

— Я хочу знать, что здесь произошло! — Глаза миссис Фицпатрик сверкали. Этот нездоровый блеск проистекал от сильного возбуждения и пережитого шока. Возможно, к этому примешивались еще гнев или страдание. — Прошу вас! — Она протянула руку и дотронулась до рукава Кэти. — Это в самом деле?.. Ответьте же мне!

— Да, это миссис Старлинг.

— Но как этот… хм… предмет оказался здесь? Я не понимаю. Собаки…

— Похоже, голову доставили вот в этой картонной коробке…

При виде остатков коробки глаза Хелен Фицпатрик заблестели сильнее, чем прежде, словно владевший ею страх распространился с ужасного предмета на контейнер, где он хранился.

— Послушайте, вы в состоянии отвести Марианну в дом мистера Старлинга и дождаться там врача?

— Но что произошло? Почему вы здесь? — Хелен была на грани истерики.

Кэти вздохнула.

— Миссис Фицпатрик! Несколько дней назад мистер Старлинг получил письмо с требованиями выкупа, касавшееся его жены.

— Ее похитили? — Она, казалось, пришла в еще больший ужас.

— Судя по всему. Мы об этом не говорили, так как не хотели, чтобы похитители знали, что мистер Старлинг обратился в полицию. Но поскольку случилось худшее, нам придется поговорить и с вами.

— О чем же? Неужели вы думаете, что я… — Хелен Фицпатрик сделала паузу. Щеки у нее раскраснелись. — Я имею в виду, что…

Ее прервал неожиданный вопль Марианны.

— Холодно! Как холодно! — Она с силой терла ладони.

— Замерзли, милая? — Голос Хелен обрел уверенность, когда она откликнулась на душевную боль другой женщины. — Сейчас мы найдем что-нибудь, чтобы согреть вас.

— Нет! — вскричала с перекошенным от горя лицом Марианна. — Не мне холодно — Еве! Моя бедненькая Ева совсем заледенела!

Люди из местного полицейского подразделения, приехавшие по вызову Кэти, хранили молчание и переглядывались.

— Детектив сержант Колла, — представилась Кэти. — Отдел тяжких преступлений Скотленд-Ярда.

Кэти поражало, как офицеры, увидев лежащий перед ними предмет, стремились побыстрее отвести от него глаза. Казалось, всеми ими владело одно общее желание: поскорей найти себе другой, более нейтральный объект для созерцания.

Что ж, в этом имелся известный резон. Голова молодой женщины, валявшаяся в пыли посреди улицы, помимо ужаса, который она внушала, выглядела здесь гротескно и до невозможности неуместно.

Правая сторона головы оставалась все еще прекрасна даже после того, что с ней сделали. Один большой черный глаз был открыт и печально взирал на отворачивавших лица людей. Левая сторона, которую Генриетта успела объесть, выглядела кошмарно.