Марки (СИ)

   - Да ты проходь, как раз тебя вспоминали, - с дивана подал голос Юрик Бондарев, разглядывавший разложенный перед собой какой-то огромный альбомище.

   - А чево? - Лёшка скромно присел на другой конец дивана.

   - Да вот Славик говорит, что надо бы тебя пропесочить за пару по русскому, я ему, что, мол, если ты с нами, то, может не стоит.

   - Стоит, стоит, - отвлёкся на их разговор Славик и присел на деревянный стул рядом. - А то скажут, - "А где ваша самокритика?", и будем полными ослами.

   Он помахал руками над головой, изображая уши известного своей тупостью животного.

   - А может всё же без этого? - нерешительно спросил Лёха. О той паре он уже почти забыл, была она какая-то глупая, случайная, не потому, что он что-то не выучил, а потому... Ну, пришёл он после болезни, думал - отмажется, скажет - "ничего не передали" или ещё что, а Ольга Васильевна возьми его - и к доске, по правилам гонять. Ну и догоняла, значит. Да тут кто хочешь поплыл бы. Вон тот же Юрик или Славка... Нет, Славка бы не поплыл, у него язык подвешен хорошо, из ничего на четвёрку наболабонит. Он, Лешка, так не мог.

   - Да ты что? А в прошлый раз Вальку Рощина вообще за трояк песочили...

   - Не за трояк, а за то, что канючил на весь класс "Я больше не бу...", - подал голос от стола Максимка, дорисовывающий зелёный кактус возле угловатого слова "Колючка". Про Рощина все хорошо помнили. Как тот выходил со своим оранжевым дневником, как только с третьей попытки положил его на стол Ольги Васильевны. Юрик аж зашёлся в смехе, отодвинув толстый альбом по дивану в Лёшкину сторону.

   - Да ладно, рисуйте, - махнул тот рукой в конце концов. Ему было уже всё рано. Немного обидно, но - всё равно. Главное - он был с этими ребятами, был причастен к возникновению чуда, их классной стенгазеты, на которую приходили смотреть даже из других параллелей, - А мне, может, чем помочь, а?

   - Тебе? - Славик оглядел стол с ватманом, потом остальную комнату. Газету выпускали уже не в первый раз и ребята уже знали, у кого какие сильные стороны. Главным рисовальщиком был Макс. Он обычно делал заголовки и рисунки в карандаше. Карикатуры у него получались озорные и едкие, получше даже, чем в "Крокодиле". Сам Славик писал. Точнее подписывал. Подписывал так называемым "чертёжным" почерком, которому его научила мать - инженер. Юрик же был, как он сам говорил, "художником больших форм". Если надо было развернуть розу на весь лист к женскому дню или батальную сцену на 23 февраля, - то это был вопрос к нему, а в остальное время... Правда, закрашивать чужие изображения он тоже мог, но не любил эту "работу для детсадовцев". Всё было распределено заблаговременно и какого-то нового, определённого статуса для Лёхи как-то сразу никто и предложить-то не мог.

   - Будешь тексты придумывать, - сказал в итоге Славик, и все согласились. Подписи придумывали обычно вместе, но теперь решили, что пускай за Лёхой останется хотя бы первое и последнее слово.

   - А заодно будешь Юрке воду менять, - добавил, хитро улыбнувшись, Макс.

   Лёха согласился и на это. А что? Воду носить - тоже дело полезное.

   Тем временем газетное заглавие совместно с кактусом просохли, и пришла пора наполнять газету содержанием. Лёха принёс с кухни воду и снова уселся на диван. Торчать возле стола, мешаясь под рукой у художников, не хотелось. Альбом, который во время Лёхиного прихода смотрел Юрик, словно сам собой очутился в его руках. Лёха открыл его и... Очнулся он, только когда Юрик потряс его за плечо:

   - Спишь? Марок, что ли не видел?

   - Да нет, - Лёха поднял голову. - Видел. У моего отца тоже коллекция была.

   - И у меня есть, и у Макса.

   - У меня мало, - Макс оторвался от стола и позвал туда Юрика, - Иди, разукрашивай, у меня уже рука устала, - потом повернулся к Лёхе, - Вот у Славки - да.

   - У моего отца тоже...

   - У отца! Ну, ты сказанул! - уже от стола прокомментировал Бондарев, - А у самого-то коллекция есть?

   - У меня только от жвачек этикетки, - потупился Лёха, но признавать, что ты в чём-то хуже ребят ему не хотелось. Марки, конечно, были. Но марки не его, отцовы. Отец уже года три не жил с ними, но его марки так и хранились на антресолях двустворчатого шкафа, стоящего в прихожей. Лёшка даже не пересматривал их. Не хотел. В первую очередь не хотел будоражить свою память. Зачем, если так спокойнее?

   - Ну вот... - протянул Юрик, - А хоть этикетки стоящие?

   Этикетки у него были стоящие. Одних "Лёлик и Болик"-ов штук пятнадцать, не говоря уж о "Вриглеспермитах" и прочем ширпотребе, что было можно достать и в их городе при особом старании.

   - Так, говоришь, у тебя тоже коллекция, - подошёл и Славик, - А ты приноси. Покажешь. Может, сменяемся чем.

   На том и порешили. Лёха обещал, что завтра он снова будет вечером у Винокуровых, но на этот раз с ним будут обе его коллекции. И марочная, и этикеточная.

   Дальше всё было просто. Они дорисовали газету, потом погоняли по комнате гоночную фээргэшную машинку. Дальше они пили на кухне чай с эклерами и делились со Славкиной мамой планами по поводу того, кого изобразят в следующий раз.