Иногда хорошо, когда в доме есть часы и кто-то очень зорко смотрит, чтобы, не дай бог, драгоценный ребёнок не недоспал положенные столь юному организму часы. Мать посмотрела на часы и пошла к Лёшке.
- Вот, посмотри, я даже дано написал. Я думал, думал...
- Где твой черновик?
Лёшка пожал плечами:
- Нету.
- Как же ты думал?
- А так...
То, что он над решением и не собирался думать - вопрос был не для обсуждения. Но спать ребёнку уже надо было. Однозначно. Что ему, Алексею Замятину, полчаса корпеть - матери раз плюнуть. Поворчит, но подскажет.
- Вот это умножь на это, а вторым действием всё это сложи вот с этим. Потом разделишь на три - и записывай ответ. Понял хоть, почему?
- Ага. На всех.
Чего тут понимать, вопрос из учебника он читать умеет.
- Спасибо, мам. Я кончу и спать.
- Ну давай. Я зайду через пятнадцать минут. Чтобы был уже в кровати.
Чего там через пятнадцать, уже через десять Лёха мчался на кухню чистить зубы. Завтра день предстоял ещё более интересный, чем сегодня. Давно в его жизни не происходило столько событий сразу.
День и в самом деле выдался хоть куда. Хотя и не в ту сторону, на которую рассчитывал Алексей. Во-первых его спросили по чтению наизусть басню Крылова, а учебник, как известно, вечером им открыт так и не был. Впрочем, тут ему и повезло. Его спросили не первого. Когда перед тобой человек десять с разной степенью уверенности декламируют одно и тоже, волей-неволей всё это запомнишь, если, конечно, не совсем уж плохой на голову. Запомнил и Лёха. Да, сбился в двух дурацких местах, но четыре с минусом это куда лучше, чем три с плюсом.
- Плоховато, Замятин, - Ольга Васильевна склонила седоватую голову набок и укоризненно ей покачала, - Четвёрочка с натяжкой. В следующий раз так будешь читать - снижу оценку, слышишь?
Лёха слышал, оттого только угрюмо кивнул из-под непослушной чёлки. Ему и самому было немного неловко. Стихи он читать любил, ну что, если вчера так денёк сложился, что было совсем не до них?
Потом - больше. На труд оказалось нужно было принести не цветную бумагу, а нитки с чудным названием "мулинэ" и лоскут материи. Хорошо хоть у девчонок этих ниток и без урока труда в портфелях найти можно. Зачем они им, спрашивается? Так что - "планида пронесла", как выразился бы его дед, и на этот раз.
Остальное пронеслось незаметно, словно в убыстренном кино. Лёха хоть и присутствовал на уроках, но душой был уже там, у Винокуровых, где демонстрировал Славику все редкости отцовского кляссера. А редкостей там было довольно таки прилично.
Вылетел из школы Лёха первым. Казалось, только техничка тётя Зоя, что гоняла старой шваброй всю местную шантрапу из-за "курительного" угла школы, прикоснулась к рубильнику звонка, Лёха уже мчался по Большой Никитской в сторону своего дома, на ходу застёгивая куцее пальтецо. Сегодня было не до прыжков с сараев, не до звонких первоклашек, сооружавших в соседнем дворе подобие снеговика. Сегодня он спешил похвастаться марками. Вчерашние щи были съедены, даже без разогревания, Мурзик отправлен в форточку с первым "Мяу", а уроки отложены на вечер. "Приду- выучу. Я же недолго", - убедил Лёха сам себя.
Очередная трудность приключилась, когда Лёха решил достать с антресолей отцовский альбом с марками. Это взрослым легко с их ростом - где не достанут - подставят табурет и вся недолга, а как быть тем, кто и до некоторых выключателей порой достаёт только встав на цыпочки? Одним табуретом дело не ограничилось. Лёха принёс из комнаты стул, поставил на него табурет и, сцепив зубы, как Александр Матросов в момент подвига, полез наверх. Но табурет стоять на уготованном для него месте не желал, хоть плачь, хоть смейся. После трёх падений с разной высоты до Лёхи дошло, что кляссер таким образом он всё равно не достанет, только синяков у него на разных частях тела станет куда больше. Пришлось "изобретать" пирамиду из обувной полки, пресловутого табурета и тумбочки, что торчала обычно около зеркала, а уже на всё это хозяйство взгромождать стул, который тогда приобретал хоть какое-то подобие устойчивости. Держась за спинку стула, Лёха наконец распрямился на вершине своего творения и на мгновение замер. Сооружение слегка качалось, но не распадалось на части.