Марки (СИ)

   - Лучше гор могут быть только горы..., - напел он известный мотив известной песни не так давно умершего певца Высоцкого и потянулся рукой на антресоль. Пальцы нащупывали что угодно, только не то, что надо. В нехилом слое пыли, который скопился там, Лёха нащупал пачку своих детсадовских рисунков, пластмассовую коробочку с отбитым краем, сломанную игру в настольный хоккей, которую он уже года два мечтал починить, но всё то времени не хватает, то инструментов. Наконец кляссер был у него в руках. Лёха спрыгнул, погнав пыльную волну по коридору и заставив своё шаткое сооружение начать разваливаться. Предчувствуя, какой грохот сейчас поднимется, он отбросил альбом в сторону, намереваясь подхватить стул. Не тут-то было. Стул подался от него и, врезавшись в шкаф, полетел дальше, к полу, где и успокоился, как раз на тех марках, что успели рассыпаться из альбома, отброшенного Лёхой.

   - Мда, - проговорил он, глядя на учинённый им погром, словно Наполеон на сгоревшую Москву. Что уходить, не прибравшись, нельзя, ясно было без коментариев. Пришлось двигать мебель в очередной раз, а марки... марки собрать по быстрому и сунуть в кляссер на первую же страницу. Расставлять их по местам, конечно, было можно, только зачем, если всё равно к Винокуровым он шёл меняться всей этой почтовой продукцией? "Сперва вставляй, потом вынимай, а там люди ждут", - успокоил Лёха сам себя и, запихнув кляссер вместе со своей коллекцией этикеток от жвачек, в жёлтую холщовую сумку с нарисованными крупными гроздями рябин по краям, принялся одеваться.

   - Ну ты и метеор! - приветствовал Славик гостя в прихожей, - Уроки-то хоть сделал?

   - Неа. Успею - махнул рукою Лёха, - Мы же не до ночи сидеть будем, да?

   Славик подумал и согласился. Математику он успел сделать до Лёхиного прихода, а остальное... Ну не выгонять же гостя, если он уже пришёл немного раньше, чем ты готов его принять.

   - Проходь пока. Я приберу, - засмущался Славик и принялся перекладывать разложенные на столе учебники и тетради со стола на стоящую рядом этажерку.

   Лёха присел на диван и принялся разглядывать рисунок, повешенный на противоположной стене. Рисунок принадлежал, по всей видимости, руке Славика. Нарисован был на нём суровый мужчина с пышными бакенбардами в смешном беретике с помпоном на макушке.

   - А это кто?

   - Капинан Гаттерас. Из Жюль Верна. Читал?

   - Ага, - кивнул Лёха. Признаваться, что он не только не читал про этого капитана, но вообще впервые слышал фамилию писателя, было как-то неудобно, поэтому Лёха ограничился коротким "А похож" и, воспользовавшись тем, что Славик освободился, подсунул ему отцовскую коллекцию марок.

   Следующие три часа корова языком слизала, ибо в это время квартира Винокуровых напоминала Базарную площадь в выходной день. Шёл мегаобмен, по окончании которого коллекция Славика здорово пополнилась мавританскими марками (это вам не вьетнамские беззубцовки), а все интересные этикетки от Славика плавно перекочевали в Лёхину коробочку.

   - Ну у тебя и марки! - заворожено говорил Винокуров, - Эх были бы у меня ещё этикетки, не пожалел бы!

   - Будут - приходи, - покровительственно говорил Лёха, - Для друга чего не жалко?

   Расставались ребята донельзя довольные друг другом и свершившимся обменом. Лёха прыгал и скакал по обледенелому тротуару, громко напевая "Пора-пора-порадуемся на своём веку!". Настроение было шикарным. Мама должна была придти уже с работы. А значит - оставалось только поужинать, запихнуть в портфель учебники и начать грезить о том, как он будет хвастать перед ребятами своими этикетками. Испортила настроение соседка тётя Гуля, которая пришла к маме то ли за солью, то ли за спичками и тут же ненароком углядела на полу прихожей марку, выпавшую из кляссера в момент большого "бум". На марке был изображён усатый человек по фамилии Сталин, про которого им ещё в садике рассказывали, что это лучший ученик Ленина. Так вот, тётя Гуля отчего-то взъелась на маму и орала, словно сумасшедшая, что портрет тирана надо уничтожить, так как из-за него, мол, все беды в нашей стране и у неё в частности. Какие были беды у тёти Гули лично, Лёхе оставалось только догадываться, но про всю страну сразу она, как ему казалось, слегка преувеличивала. Мама же с ней даже при этом не спорила, убеждая лишь ту отдать марку, ибо кроме злополучного альбома у неё от любимого человека больше ничего не осталось. Лёха, без сомнения понимал, что под любимым человеком мама понимает отнюдь не Сталина, а Лёхиного отца, но до соседки, кажется, это не доходило. Покричав ещё минут десять (Лёха даже успел за это время раздеться и тихохонько шмыгнуть в свою комнату). Тётя Гуля ретировалась, громко хлопнув дверью. Лёха было даже расслабился, но всё как раз только начиналось.

   - Алексей! - позвал его сердитый голос мамы. Когда она его так называла, ничего хорошего ожидать обычно не следовало.

   - Мам, я здесь. Тебе чего? - отозвался Лёха, пытаясь придать голосу как можно более невинные нотки.