Маркиз де Сад

Однако жизнь ученика коллежа — это не только учеба, но и каникулы, наступающие в приятном теплом августе и ласковом нежарком сентябре. Каникулы — это всегда что-то новое, необычное. Полученные на каникулах новые впечатления оказали большое влияние на юного де Сада, превратили его из вспыльчивого и застенчивого подростка в самоуверенного молодого человека, уверенно идущего на поводу у своих дурных наклонностей и всегда готового найти для них достойное объяснение.

В сопровождении верного наставника аббата Амбле Донасьен проводил каникулы вдали от Парижа — в Шампани, в замке Лонжевиль, «древнем, зато с новыми кроватями и молодыми мыслями», как сказал о нем граф де Сад. Владелица замка мадам де Раймон, вдова графа де Раймона, прежде была любовницей Жана Батиста. Здесь вновь приходится вспомнить об удивительном даре де Сада-отца превращать брошенных им женщин в верных друзей, питающих к своему бывшему возлюбленному исключительно теплые чувства. После разрыва их отношений мадам Раймон продолжала любить графа, а потом, когда ей представили подростка Донасьена, перенесла свою любовь на него. Она называла его своим или «нашим» сыном, «милым ребенком»; пишут, что Донасьен отвечал ей такой же любовью и даже называл ее матерью.

О взаимоотношениях Донасьена с его собственной матерью в это время ничего не известно. Неизвестно также, поддерживал ли отношения с женой и граф де Сад.

Несмотря на денежные затруднения, граф де Сад продолжал вести активную светскую жизнь, посещал театры и приемы, был в курсе всех светских новостей: мадам такая-то скончалась; господин такой-то тяжело заболел; молодой принц Конде женился на мадемуазель де Субиз; граф де Шаролэ должен отчитаться за свое опекунство перед королевским советом, но граф желает дождаться заседания парламента; из двух претендентов, выдвинутых в Академию, Бюффон одержала победу над Бугенвилем… Письма графа той поры напоминают раздел светской хроники в каком-нибудь королевском альманахе. Придворный до мозга костей, хотя сам в этом он и не признавался, граф жаждал раздобыть денег на веселую парижскую жизнь и даже начал переговоры по продаже Сомана. К счастью, на замок не нашлось покупателей, хотя есть основания полагать, что в конце концов граф отменил бы сделку: он слишком хорошо относился к брату, чтобы лишать его жилья.

Финансовые сложности, связанные с необходимостью содержать в Париже Донасьена, все больше превращали графа в философа, в его письмах среди светской хроники начали проскальзывать философические строки: «…с каждым днем я все больше чувствую, сколь ограничен наш ум. Нет предела несовершенствам человека, его добродетели преходящи, а способности посредственны. В основе человеческого характера лежит исключительно самолюбие. Достоинство, доблесть, способность совершать великие дела, злоязычие, клевета, ложь, ярость, язвительные насмешки, нескромность, зависть к благосостоянию другого — все это порождение тщеславия. <…> Все то долгое время, что я живу на этом свете, я изучаю людей. Но чем больше я их изучаю, тем меньше я их знаю и тем меньше мне хочется узнавать их. Выигрываем ли мы от того, что углубляем наши знания о людях? Мы лишь учимся их презирать, но сей результат плачевен, ибо мы вряд ли сможем обойтись без людей, чье общество необходимо для нашего счастья». Желая утешить философа от несчастья, бывшая любовница графа маркиза де Вернуйе, подруга мадам де Раймон и первая (и возможно, единственная платоническая) возлюбленная Донасьена, писала Жану Батисту: «Вы очаровательны, мой дорогой граф. Вы с одинаковой легкостью говорите на всех языках. Кем бы вы ни хотели предстать перед нами: поэтом, философом или повесой, — вас всегда приятно слушать».