Маркиза де Помпадур

Шарль Гийом д'Этиоль пришел в такое отчаяние от неверности своей жены и развил такую деятельность, что пришлось выбить у него из рук оружие; он написал жене, умоляя ее вернуться, даже собирался сам ехать за ней в Версаль, но ему дали понять, что воле короля противиться невозможно.

Поведение мужа оказалось на руку Жанне-Антуанетте: она умоляла короля защитить ее и изменить ее положение и имя. Подобные предосторожности помогли бы ей укрепиться при дворе, а впоследствии стать титулованной фавориткой, что оградило бы ее от неизбежного соперничества и враждебности партии благочестия, вдохновляемой монсеньором Буайе, епископом де Мирпуа, который жил при дворе и тщетно старался повлиять на Людовика XV.

Долго ждать не пришлось, ибо король не мог ни в чем отказать очередной пассии: «Король, – пишет герцог де Люинь, – покупает для госпожи д'Этиоль маркграфство Помпадур, и таково теперь будет ее имя; эти земли приносят десять – двенадцать тысяч ливров ренты. Совершить сделку поручено вовсе не генеральному инспектору – ему об этом даже не сообщили. Деньги поставляет господин де Монмартель (один из братьев Пари, смотритель королевской казны)». И де Люинь добавляет: «То, что еще совсем недавно выглядело сомнительным, теперь почти непреложная истина; говорят, что она любит короля и что эта страсть взаимна, но публично об этом заявлять не решаются».

Сдержанность двора объяснима, ибо трудно было допустить, чтобы фаворитка короля не принадлежала к знати, а являлась всего лишь мещанкой.

Вопреки всему слухи просачивались наружу, и адвокат Барбье, очевидно, втайне довольный вознесением простолюдинки, любезно отмечает в своем дневнике: «Эта мадам д'Этиоль хорошо сложена и чрезвычайно миловидна, прекрасно поет и знает сотню забавных песенок, замечательно ездит верхом и получила всевозможное образование».

В переписке Вольтера было обнаружено письмо, сопровождавшее мадригал, который мы приводили ранее, и датируемое примерно 10 мая 1745 года:

«Я убежден, мадам, что во времена Цезаря не было янсенитских критиканов, которые посмели бы порицать то, что должно очаровывать всех честных людей, и что римские духовники не являлись фанатичными глупцами. Вот о чем я желал бы иметь честь беседовать с вами, прежде чем отправиться в деревню. Ваше счастье занимает меня пуще, чем вы думаете, и, вероятно, в Париже не сыщется ни одного человека, кого оно занимало бы с большей силой. Я говорю с вами не как престарелый дамский угодник, а как добрый гражданин, и прошу у вас позволения приехать в мае перемолвиться с вами словечком в Этиоле или Брюнуа. Соблаговолите сообщить мне, где и когда.

При сем остаюсь, мадам, почтительнейшим и покорнейшим слугой ваших глаз, лица и ума».

Это письмо свидетельствует более о ловкости, чем о нравственности. Оно говорит о замечательном предвидении последующей судьбы Жанны-Антуанетты. В нем очерчиваются надежды, которые целая партия возлагает на новую фаворитку, и содержится оправдание тревог епископа де Мирпуа. Это начало потока корыстных похвал, который сделает философов необходимыми госпоже де Помпадур, тогда как король их терпеть не мог.

Заря новой страсти Людовика XV омрачилась войной. Король, хотя и сильно привязался к новой фаворитке, не посмел пойти на поводу у своих чувств. Он обещал Морицу Саксонскому лично возглавить фландрскую армию и привезти с собой дофина, страдавшего от вынужденной разлуки с молодой женой.

Король с сыном покинули Версаль 6 мая 1745 года; о повторении прошлогоднего скандала и позволении мадам д'Этиоль появиться в военном лагере не могло быть и речи.