Марко Вовчок

И другой клубок противоречий: враждебное отношение родственников, болезненно переживавших отчуждение Дмитрия Ивановича. Ревнивая мать однажды уже разрушила его счастье, разлучив с младшей кузиной, Раисой Кореневой, и, конечно, он не допустил бы вторичного вмешательства в свою жизнь. Варвара Дмитриевна отлично это понимала, и тем не менее любовь сына к троюродной сестре, женщине «с прошлым» и уже не первой молодости, поразила ее в самое сердце. Примешивалась к этому и тревога о материальном благополучии семьи. Но, зная его душевное состояние, Варвара Дмитриевна пошла на подвиг самопожертвования.

Вот строки из ее письма от 15 августа 1867 года (оригинал на французском языке):

«В эту минуту я очень несчастна, более несчастна даже, нежели люди, не имеющие куска хлеба. Я получила от Мити письмо — он пишет, что ему… о, Маша… я знаю, что это безумие, что это письмо не приведет ни к чему, но все же ты ведь добра, умоляю тебя, сделай Мите жизнь легкой и счастливой… этими страданиями уничтожаются его умственные способности. О! мысль опять увидеть его в том состоянии помешательства, в котором я его уже видела один раз, не покидает меня со времени получения его письма. Если ты не можешь сделать ему жизнь приятной, что я говорю — счастливой, если ты не можешь его любить — пожалей его, по крайней мере пожалей меня, я у твоих ног, я тебя умоляю…»

Одновременно пришло печальное известие из Чернигова: Афанасий Васильевич умирал в больнице от скоротечной чахотки и выразил перед смертью желание повидать сына.

Нравственный долг призывал Марию Александровну поехать в Чернигов, но… она не могла пересилить себя. Все, что было связано с Афанасием, отошло в далекое прошлое. Всякие отношения, даже переписка, давно были прерваны. И кроме того, ей это было известно, рядом с ним находилась до последней минуты безутешная Меланья Авдеевна…

Богдан проводил лето у Мардовиных в Орловской губернии. Мария Александровна немедленно обратилась к одному из братьев Лазаревских — Федору Матвеевичу (он был управляющим Орловской удельной конторой) с просьбой помочь переправить Богдана в Чернигов.

Но время было медлительное, и вести спешили медленно.

9 сентября Е. П. Мардовина писала из Орла: «Бог мне свидетель, что если б я имела хоть какую-нибудь возможность, я на другой же день по получении этого письма сама повезла бы Богдана к отцу, но поистине в настоящее время у меня к этому нет ровно никаких средств».

28 сентября взялся за перо Ф. М. Лазаревский: «Я бы давно исполнил эту просьбу, если бы Катерина Петровна доверила мне Богдася. Она не доверила мне, и я могу только сожалеть, что умирающему отцу она медлит (может быть, теперь уже поздно) доставить последнее утешение».

Увы, было поздно!

Афанасий Васильевич Маркович скончался в ночь с 31 августа ка 1 сентября и был похоронен на Болдиной горе, неподалеку от древних курганов. В нескольких шагах от его скромной могилы возвышается теперь памятник Коцюбинскому.

О смерти надзирателя VI акцизного округа известила черниговская газета: «Покойный принадлежал к числу тех честных и бескорыстных деятелей, которые и в обществе и на служебном поприще пользуются общим сочувствием. Смерть его — конец тех тяжких страданий, которыми сопровождались последние дни его жизни».

Талантливый этнограф, немало сделавший для украинской культуры, остался в памяти потомства как вдохновитель творчества Марко Вовчка. Слава жены затмила его собственные заслуги.

«ЛОПАТИНСКАЯ КРЕПОСТЬ»

В сентябре 1867 года Писарев поселился в том же доме Лопатина на Невском проспекте, куда незадолго до этого переехала Мария Александровна. Целые дни он проводит в ее обществе, работает с нею за одним столом и только на ночь уходит в свою одинокую комнату, которую снимал у какой-то немки Эммы Ивановны.

Отныне они неразлучны. Вместе читают, вместе переводят, навещают знакомых, принимают гостей. Писарев живет одними интересами со «своей богиней», вникает во все ее дела, сближается с ее друзьями. Он относится с симпатией и к Карлу Бенни, приехавшему вслед за ней из Парижа с намерением завершить медицинское образование и обосноваться в Петербурге. Пока Богдан в Орле, Бенни занимает детскую. За обедом Писарев заводит с ним разговоры на естественнонаучные темы и выражает удовлетворение его осведомленностью. В другой свободной комнате на короткое время поселилась сестра Дмитрия Ивановича Вера. По вечерам заходят на огонек Софья Карловна Пфель и Надежда Александровна Белозерская, недавно покинувшая Варшаву; брат Белозерской, студент морского отделения Медико-хирургической академии Анатолий Ген и его приятели моряки; сестры Ген, Зинаида и Елена (впоследствии жена академика А. Н. Веселовского), и восторженная почитательница Писарева юная нигилистка Калиновская. Из литераторов бывают только Слепцов и Кутейников.