Чтобы подорвать философско-методологические основы научного коммунизма, Р. Таккер в опусе под названием «Философия и миф Карла Маркса» (1961) создал мифологическую версию всей истории формирования и развития философии марксизма в XIX в. В основе этой иллюзорной версии лежит идея «разведения в разные стороны» исследований экономических фактов, с одной стороны, и философских предпосылок и выводов – с другой. При таком ложном подходе «Манифест Коммунистической партии», «Анти-Дюринг» и «Капитал» выглядят как конгломераты, в которых социально-исторические реалии, философские аргументы, а отсюда и теоретические результаты взаимообособлены и движутся как бы в разных плоскостях. Мы видели, что в действительности все обстоит совершенно наоборот: философия, в том числе философия истории, пролетарская политическая экономия и теория научного коммунизма Маркса и Энгельса опираются на прочный фундамент огромного комплекса фактов социальной жизни и органично взаимосвязаны в единое целое. Но что Таккеру реальные факты! Он толкает неискушенных читателей к выводу, будто зрелый Маркс оставался таким же идеалистом в философии, каким он был в самом начале пути своего теоретического становления. Р. Таккер утверждает, будто К. Маркс «был моралистом, который стал рассуждать на диалекте политической экономии, и в своей основе „Капитал“ есть произведение немецкой философии в процессе ее послегегелевского превращения в миф» [34а, р. 233]. В концепции Таккера наемные рабочие и капиталисты как общественные классы с антагонистически-противоположными друг другу классовыми интересами, суть не более как иллюзорные образы, плоды предвзятых философских генерализаций, и отсюда социалистическая революция – всего лишь «теоретическая конструкция». Аналогично рассуждают Э. Топич и другие «критические рационалисты», т.е. попперианцы.
Вообще очень многие современные буржуазные марксологи превращают марксизм в фихтеанско-гегельянскую «философскую утопию» с целью опорочить учение Маркса о социалистической революции и ведущей роли рабочего класса в ее совершении и в построении коммунистического общества. Они разглагольствуют насчет «эсхатологического», «провиденциального» и «мессианистского» направлений творчества Маркса и Энгельса. Буржуазно-либеральный «философ надежды» Э. Блох не раз заявлял, что Маркс открыл «Novum конкретной утопии, которая оттого, что она конкретна, не перестает быть утопией…» [16а, S. 11]. Л. Бресс в книге «Коммунизм у Карла Маркса. От спекулятивной к экономической концепции» (1972) проводит ту же мысль о марксизме как искусственной экстраполяции гегелевских философских категорий на общественную жизнь, и эту мысль мы найдем и у неотомистов И. Бохеньского и Г. Веттера, и у тюбингенского протестантского марксолога И. Фетчера.
И далеко не во всех подобных случаях отрицается или хотя бы затушевывается переход Маркса и Энгельса от идеалистического толкования философской диалектики к материалистическому: в подтексте дурного «офилософствования» марксизма буржуазными марксологами действует и гораздо более общий, но довольно тривиальный, методологический шаблон, согласно которому всякая опирающаяся на философскую категориальную систему социальная теория рассудочно-мертва, тогда как живая жизнь бесконечно разнообразна и иррационально текуча, ее будущие состояния не детерминированы и не предсказуемы. На основании этого шаблона «доказывают», что всякое социальное преобразование абсолютно уникально, Октябрьская революция в России и вообще ни одна из революций XX в. не происходили «по Марксу», а потому марксизм излишен и вреден. Ревизионист Э. Фишер вещал в этой связи, что «не существует никакой вообще действующей, никакой парадигматической модели революции…» [19а, с. 48]. Материалистическая диалектика общего и особенного, особенного и единичного для него и ему подобных не существует; ревизионистами игнорируется мысль В.И. Ленина о том, что национальное своеобразие и специфика исторически складывающихся черт соотношения классов и их деятельности в разных странах не только отнюдь не упраздняют всеобщих черт и закономерностей социалистической революции, но наоборот именно и делают реально неизбежной ее конкретное осуществление.