Как ни утешительны эти факты, надо помнить, что благоприятные для женщин постановления даже в тот горячий политический момент принимались обыкновенно после страстных дебатов, что предложения о предоставлении женщинам избирательных прав всегда встречали яростные возражения и во многих случаях проходили одним-двумя голосами, что, наконец, целый ряд городов и земств (Петербургская и Московская думы, Нолинское и Макарьевское уездные земства, Саратовское чрезвычайное губернское земское собрание, Орловское земство, Виленское совещание о введении земских учреждений и т. д.) категорически отказывал признать политическое равноправие женщин. Были отдельные случаи признания за женщинами одинаковых с мужчинами прав при условии установления цензового начала; так, например, Новороссийское губернское совещание о реформе земских учреждений постановило признать избирательные права в местные земства за всеми плательщиками земских налогов, за получившими высшее или среднее образование лицами обоего пола и за представителями профессионального труда, за исключением «чернорабочих» — термин, как известно, весьма растяжимый. Черниговская дума признала, что к участию в городском самоуправлении должны быть допускаемы все жители города, достигшие 25‑летнего возраста и приписанные к нему в продолжение двух лет.
Не следует также забывать, что все эти постановления носили прежде всего чисто «платонический» характер: составители их прекрасно понимали, что до осуществления их ещё очень далеко; выдвигались требования возможно более широкие, возможно более «крайние», чтобы было «с чего уступать». И если, несмотря на это, представители местного самоуправления даже в революционный 1905 г. с такой неохотой провозглашали в своих desiderata пока ещё отвлечённый принцип женского равноправия, то что бы было, если бы дело дошло до практического осуществления этого демократического требования? Неужели феминистки серьёзно верят, что представители либеральной буржуазии в самом деле отстаивали бы и на практике это «принципиальное пожелание»?
Характерно отношение съездов городских и земских деятелей к вопросу о женском равноправии. Несмотря на то, что женские организации прислали на польский съезд городских и земских деятелей 17 заявлений с требованием признания избирательных прав за женщинами, представители местного самоуправления отклонили рассмотрение вопроса. То же повторилось на следующем съезде городских и земских деятелей, в сентябре 1905 г. И на этот раз представлены были ходатайства женщин, предлагавших съезду высказаться в пользу женского полноправия. O. A. Головин объяснял нежелание съезда заняться рассмотрением этого вопроса тем, что на предыдущем польском съезде решено было предварительно обсудить его на местах; между тем от органов местного самоуправления ещё не поступило никаких отзывов. В. Д. Набоков иначе мотивировал отказ съезда рассмотреть вопрос о политических правах женщин: по его мнению, этот важный вопрос вообще подлежит решению только будущего народного представительства, избранного на основе всеобщего избирательного права. Большинством (72 голоса против 63) съезд отклонил обсуждение ходатайств женских организаций.
Но в ноябре, когда революционная волна захватила даже наиболее осторожные и консервативные элементы оппозиции, бюро съезда, вырабатывая основы созыва Учредительного Собрания, приняло следующую резолюцию:
«Право участия в выборном представительстве принадлежит российским гражданам обоего пола, достигшим 21 года»[36]
.Точно так же включение политического равноправия женщин в проект организации народного представительства, выработанный на частном совещании городских деятелей в Москве, едва ли можно считать таким «огромным победным шагом», каким рисуют его наши равноправки. Достаточно вспомнить те колебания и энергичные протесты, какие раздавались по поводу принятия этого пункта[37]
. Характерна анкета, предпринятая «Союзом Равноправности» незадолго до сентябрьского съезда земских и городских деятелей по вопросу о женских избирательных, правах: 3 деятеля ответили более или менее сочувственно; 22, не являясь принципиальными противниками равноправия, по тем или другим причинам находили поднятие вопроса «несвоевременным», «не очередным» и т. п.; 4 категорически отрицали необходимость женского политического равноправия. Анкета эта, давшая далеко не утешительную картину (большинство опрошенных лиц не дало никакого ответа, показав этим своё равнодушие к поставленному вопросу), тем не менее причисляется равноправками к числу показателей сочувствия русского либерализма делу женского политического освобождения. В своём желании во что бы то ни стало найти подтверждение этого сочувствия со стороны буржуазных либералов равноправки готовы даже в извращённом виде рисовать недавнее прошлое: