Политика, о которой шла речь в «Открытом письме», была выработана с учетом предыдущего опыта, например: решения, принятого Центральным Комитетом КПГ после поражения капповского путча, встать в конструктивную оппозицию к правительству СДПГ – НСДПГ; решения о совместных действиях рабочих партий по отношению к блокаде Польши; резолюции II конгресса Интернационала о вступлении Коммунистической партии Великобритании в лейбористскую партию и т.д. Однако все названные моменты укладывались в рамки ориентации, целью которой было быстрее разгромить социал-демократию. Напротив, в основе «Открытого письма» лежало подтверждение относительной жизнеспособности реформистских партий. Совместные же действия с ними рассматривались не как некое исключительное явление, а как обычный способ делать политику, именно потому, что отправным моментом была констатация замедления темпов развития революции, как давно уже считали Радек и Леви. И все же в тексте не содержалось это предположение, и в последующие месяцы «Открытое письмо» стало предметом споров в КПГ и в Коминтерне, в основе которых, в категорически ли выраженной форме или нет, содержалась различная оценка темпов развития революции. Уже в феврале, месяц спустя после опубликования документа, большинство руководителей Интернационала – и в их числе Зиновьев, Бухарин и Бела Кун – высказалось против политики «Открытого письма», которую защищали только Радек и немецкий делегат Курт Гейер. Тем не менее, поскольку Ленин не был согласен с мнением большинства, не было принято никакой резолюции и решение вопроса было перенесено на III конгресс Коминтерна[1179].
Однако столкновение двух позиций было вызвано отнюдь не разногласиями по поводу письма, которое поначалу оставалось в стороне (вопрос о нем всплыл уже в ходе конгресса): в центре дискуссии были мартовские события (1921 год) в Германии, и началась она после того, как в руководстве КПГ разразился кризис в связи с расколом итальянских социалистов в Ливорно. В Интернационале обсуждался вопрос, справедливо ли было устанавливать для вступления в Коминтерн итальянцев такие условия, при которых большинство максималистов оставалось за бортом. Противники этой линии были и среди французских коммунистов, и в рядах только что созданной Коммунистической партии Чехословакии. Напротив, Ливорно стал лозунгом для левого крыла французской секции Коминтерна; оно требовало «вычистить» из партии «центристские» элементы. Матиаш Ракоши, который вместе с Христо Кабакчевым представлял в Ливорно Исполком Коминтерна, выступил за аналогичные меры для Германии, не говоря уже о Франции и Чехословакии. И именно в Германии имели место самые драматические последствия «операции Ливорно».
В конце января Центральный Комитет КПГ после бурного обмена мнениями между Леви и Радеком принял резолюцию, которая высказывала оговорки в отношении поведения представителя Исполкома Коминтерна в Ливорно. Однако на пленуме Центрального Комитета (22 – 24 февраля) за этот документ было подано лишь 23 голоса, а 28 человек проголосовали за документ, предложенный Тальгеймером и Вальтером Штеккером, в котором выражалось полное согласие с поведением Кабакчева и Ракоши. После этого Леви, Деймиг, Клара Цеткин, Отто Брасс и Адольф Гоффманн вышли из состава ЦК. Отставка этих пяти руководителей свидетельствовала о том, что внутри Интернационала началась борьба двух его течений. Это происходило в момент, когда усилилась напряженность как в международных отношениях (оккупация Дуйсбурга и Дюссельдорфа войсками Антанты 8 марта, ожидание плебисцита в Верхней Силезии), так и внутри Советской России, где разразился Кронштадтский мятеж. Усиление напряженности было на руку левому течению Коминтерна: там больше, чем несвоевременных выступлений, боялись, что в критический момент различные партии не будут в состоянии принять участие в действиях, характерных для левых. Ленин был куда осторожнее, когда заявил:
«Мы научились за три года понимать, что ставка на международную революцию не значит – расчет на определенный срок и что темп развития, становящийся все более быстрым, может принести к весне революцию, а может и не принести»[1180].
Душой левого течения было немногочисленное Бюро Исполкома Интернационала, состоявшее из Зиновьева, Радека, Бухарина, Эджидио Дженнари, Фрица Геккерта, Бела Куна и Бориса Суварина. Благоприятным для этого течения обстоятельством было то, что после Ливорно «главный огонь» всей большевистской партии был направлен против Джачинто Менотти Серрати и тех, кто его защищал. X съезд РКП(б), закрывшийся 16 марта, требовал от Исполкома Коминтерна оказать самое энергичное сопротивление той группе германской партии, которая пытается оказать идейно-политическую поддержку итальянским «центристам» и вообще повернуть политику Коминтерна направо[1181].