Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Однако события того же месяца заставили Ленина и других большевистских руководителей переключить внимание на другие вопросы. В начале марта в Берлин прибыл Бела Кун, направленный Исполкомом Интернационала. Сведения о его беседах с представителями немецкой и польской партий дают ясное представление о его позиции. По словам Леви, он заявил: «Россия находится в чрезвычайно тяжелом положении. Абсолютно необходимо, чтобы Россию поддержали западные движения, и в этом смысле немецкая партия должна перейти к немедленным действиям»[1182]. Позиция Куна, вызвавшая смятение у Леви, Клары Цеткин, Адольфа Варского и Левинсона-Запинского, напротив, нашла поддержку у большинства Центрального Комитета КПГ. 16 и 17 марта 1921 года Центральный Комитет принял решение о подготовке вооруженной борьбы, не назначив при этом даты и не разработав плана восстания. В те же дни полиция заняла промышленную зону Мерзебургской области в Центральной Германии, и 22-го, в связи с митингом в Эйслебене, дело дошло до стычек с забастовщиками. Бои продолжались больше недели; 24 марта КПГ призвала трудящихся ко всеобщей забастовке, но в ней приняли участие чуть больше 200 тыс. рабочих, из которых 100 тыс. – в центральных районах. В результате коммунистическая партия оказалась в изоляции, число ее членов значительно сократилось.

Мартовская акция до предела обострила противоречия в партии. Большинство руководства считало ее позитивным моментом: «КПГ, если она не собирается изменять своему историческому долгу… должна твердо придерживаться линии на революционное наступление, которая была в основе мартовских действий, и твердо и уверенно продолжать идти по тому же пути»[1183]. Появилась так называемая теория наступления, которая была на вооружении левого крыла Коминтерна до III конгресса. Коммунистические руководители придерживались преимущественно этого направления[1184]. Леви и его последователи держались противоположного мнения. В письме к Ленину Леви обвинил Куна в безответственном поведении и предсказал, что руководство КПГ всего за полгода приведет партию к полному краху:

«У нас нет иного пути, кроме совместных действий и сотрудничества с пролетарским классом как таковым. Мы можем считать себя авангардом только в случае, если пролетариат как таковой вступит в борьбу, и должны поддерживать с ним отношения с учетом его стремлений, если не хотим надолго потерять возможность оказывать все большее влияние на массы»[1185].

Политический спор осложнился выступлением организационного характера: Леви опубликовал брошюру, в которой определил мартовское выступление как «самый крупный бакунинский путч в истории»[1186].

Столкновение двух концепций достигло апогея во время III конгресса Интернационала, проходившего с 22 июня по 12 июля 1921 года. Официальная делегация КПГ приехала на съезд с твердым намерением протащить «теорию наступления» и с требованием очистить Интернационал от «центристских» и «полуцентристских» элементов, считая, что исключение Леви дает прекрасный прецедент. На конгрессе делегация была центром левого течения, в которое входили также итальянцы, австрийцы, большинство венгерских и польских делегатов, немцы из Чехословакии. Их противниками были французы, которые очень боялись «французского Ливорно», делегация Коммунистической партии Чехословакии, которая только что приняла решение о вступлении в Коминтерн, и делегация немецкой оппозиции во главе с Кларой Цеткин. Соотношение сил нерусских представителей было в пользу левых, и победе их могли помешать лишь русские большевики.