Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

«…если темп революционного развития замедляется, если в связи с этим колебания в известных слоях пролетариата увеличиваются и настроения в пользу контрреволюционной социал-демократии растут, то отсюда с еще большей необходимостью вытекает лозунг большевизации партий. Ибо именно при таком положении вещей коммунисты должны с еще большей настойчивостью работать над тем, чтобы создать оплот против колебаний, удержать в наших рядах лучшие элементы пролетарского авангарда и увеличить их число, удержать самое знамя пролетарской революции и тем самым суметь в самой трудной обстановке сплотить такое пролетарское ядро, которое будет подготовлять и организовывать пролетарскую революцию при всех и всяких условиях»[1207].

В то же время Д.З. Мануильский отдавал себе отчет в том, что невозможно дать законченную формулировку большевизации, ибо она все равно окажется схематичной[1208].

Чтобы уточнить концепцию большевизации, необходимо ответить на вопросы, связанные с ее возникновением и снятием с повестки дня. Мы уже говорили, что процесс большевизации начался еще до появления этого лозунга. Относительно его продолжительности мнений было несколько: одни предсказывали ему долгую жизнь, для других это был постоянный процесс[1209]. На самом деле лозунг продержался недолго: в начале 30-х годов он постепенно сошел на нет, о нем будут вспоминать лишь время от времени. Сам по себе этот лозунг означал стремление направить развитие по пути русской модели. Как бы то ни было, те, кто принял участие в середине 20-х годов в дискуссии по этому вопросу, прекрасно отдавали себе отчет в рискованности копирования этой модели и формулировали свое мнение таким образом, как его уже позднее никто не формулировал внутри Коммунистического Интернационала. Гейнц Нейман счел необходимым утверждать, что незачем было предупреждать против механического повторения русского опыта. Тем не менее и он заметил, что механическое подражание рискованно, но настаивал, чтобы в формулировках были отражены характерные черты русской революции, имеющие универсальную значимость[1210]. А Карл Крейбих отмечал: «Вопрос о различии ситуаций в России после 1917 года и современной ситуации в западных странах, а также вопрос о последствиях, которые из этого вытекают, для метода большевизации должен быть тщательно проанализирован»[1211]. Но Крейбих принадлежал к правому крылу, и Нейман подчеркнул, что предупреждения относительно «механического перенесения» – неотъемлемая часть багажа всех «ревизионистов»[1212]. Впрочем, стремление провести последовательное изучение различий между Россией и Западом тоже имело свои границы. Более глубокое исследование непременно затронуло бы проблему вооруженного восстания, хотя ее лишь едва коснулись в дискуссиях, предшествовавших V конгрессу. В ту пору также не было подходящей почвы для дебатов на эту тему – которая затрагивала важный пункт программы, – а в 1924 году внутренняя обстановка в Коммунистическом Интернационале еще больше ухудшилась.