Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Лозунг большевизации не внес ничего нового в жизнь III Интернационала. Им резюмировались достижения с момента основания Интернационала. Главной предпосылкой его была линия на вооруженное восстание, и это признавали все, никто не высказал существенных возражений: от Рут Фишер до Богумира Шмераля, – все выступившие на V конгрессе высказали свое согласие по этому вопросу. Даже Генрих Брандлер, ставший козлом отпущения после октябрьского поражения в Германии, подчеркивал, что он стремился сделать из КПГ партию, способную к борьбе, и это было сказано, когда еще не вошел в обиход термин «большевизация», ставший затем модным. Единственно новым элементом было то, что все прежние достижения, копившиеся постепенно, нашли отражение в одном лозунге, явившемся указателем «момента штурма» для всех секций Коминтерна[1213], проблематике которого был посвящен специальный расширенный пленум Исполкома. Эта ориентация на внутренние проблемы шла от сознания того – как уже говорилось, – что темпы развития революции замедлились, и на повестке дня стояла теперь не сама революция, а подготовка к ней. Таким образом, большевизация не была политической линией и еще меньше была импульсом к конкретным действиям отдельных секций: речь шла об очень общем лозунге – а иным он и быть не мог, – который открывал широкие возможности для самых разных политических решений.

2. Эволюция коммунистических партий в период стабилизации

Если лозунг большевизации часто повторялся (как уже говорилось) до конца 20-х годов, последующее развитие Коммунистического Интернационала определялось главным образом развитием внутренней борьбы в советской партии. Идея большевизации особенно повлияла на организацию и несколько меньше на идеологию. В главной области – политической – эволюция проходила помимо нее; лозунг был всего лишь формальностью.

Основная политическая проблема, стоявшая перед коммунистами, определялась отношением к другой, более сильной рабочей партии – социал-демократической. Эта проблема остро ощущалась уже в первые годы существования III Интернационала и нашла выражение в проведении политики единого фронта. Тесно связан с ней был вопрос о профсоюзах, тогда как другие тактико-стратегические вопросы (отношение к крестьянству, к городским средним слоям, национальный вопрос) считались второстепенными по крайней мере в главных странах, а в колониальном вопросе Коминтерн едва делал первые шаги. Политика единого фронта была основополагающей в ориентации Коминтерна до второй мировой войны. Следует, однако, заметить, что решения по этому вопросу не были результатом только объективных оценок или идейных столкновений на этой основе. Борьба течений в отдельных секциях, как и во всем Интернационале, была следствием фракционной борьбы внутри советской партии, и именно этот момент зависимости первых от второй явился основой эволюции Коммунистического Интернационала.

Лозунг большевизации появился в период борьбы с «правыми» течениями, представителями которых считались в основном члены старого руководства КПГ, отказавшиеся пойти на компромисс с левым крылом партии (Брандлер, Тальгеймер, Цеткин), а также руководящая группа польской партии (Варский, Кошуцка, Валецкий, Прухняк). Ориентация на внутреннюю борьбу против правых была прежде всего следствием того факта, что поиски выводов из событий 1923 года совпали по времени с борьбой между Троцким и триумвиратом в составе Сталина – Зиновьева – Каменева. Обе стороны стремились использовать дискуссию о немецких октябрьских событиях, чтобы выйти победителями из спора с противником. В какой-то момент решающим оказался тот факт, что Радек – представитель Исполкома Коминтерна в Германии, полностью солидарный с мнением старого брандлеровского Центрального Комитета, – во внутреннем столкновении в советской партии принял сторону Троцкого. Руководство польской партии, которое отвергло обвинение его Радеком и старым Центральным Комитетом КПГ в оппортунизме, выразило также озабоченность в связи с методами внутренней борьбы в большевистской партии и подвергло критике, в частности, триумвират[1214].

Результатом всего этого был поворот влево. В январе 1924 года Президиум Исполкома Коминтерна принял решение «модифицировать» политику единого фронта для Германии: отказался от каких-либо переговоров с социал-демократами, включая левых, и назвал немецкую социал-демократию фракцией фашизма[1215]. Формулировка, которая полностью исключала любые переговоры с руководством социал-демократии, позднее, на V конгрессе, была смягчена, но теперь она не ограничивалась только Германией и отражала более «левую» линию, чем та, которая была выработана на предыдущем конгрессе Интернационала. И в основном докладе, и в резолюции формула Зиновьева имела следующий смысл: единый фронт создавался почти всегда с низами при одновременных переговорах с верхами в тех странах, где сильно влияние социал-демократии; неприемлемым считался единый фронт только с верхами.