Марлен Дитрих

Эти полдня секса и дружеских советов изменили меня. По пути к дому я утопила чувство вины перед Руди в размышлениях о своей карьере. Не слишком ли сильно я старалась доказать, что чего-то стою? Вероятно, это и не нужно. Может статься, мне необходимо всего лишь взращивать в себе магнетическую невозмутимость Гарбо. Если она стала звездой, почему бы мне не сделать того же? Я решила превратить свою Мишлен из кокетки в уставшую от жизни интриганку. Руди мне убедить не удалось: он считал, что это принижение образа. Однако в процессе съемок я приложила свою теорию к практике – медленно открывала глаза, но лишь до половины, как будто только что очнулась от дремоты, и беспечно зевала, что контрастировало с истериками Манон.

Режиссеру нравилось, как я играю. Так же считали и критики, которые отметили это, назвав меня «поразительным явлением». Затем последовали предложения появиться на сцене в постановке «Дуэли в Лидо» и сыграть аморальную даму полусвета, а также сняться в сатирическом фильме Александра Корды «Современная Дюбарри» в роли парижской актрисы.

Лени показала мне свои зубки, съязвив:

– Не ублажаешь ли ты кого-нибудь на стороне, дорогая? А то кажется, что ты работаешь гораздо больше, чем следует девушке, которая этим не занимается.

Я пожала плечами. Мне нравилось держать ее в неведении. Если уж я вынудила Лени задаваться такими вопросами, то и других смогу заставить делать то же самое, включая публику, видевшую меня на сцене и на экране.

Моя карьера пошла в гору. Дома мы с Руди тоже столкнулись с этим. Он не мог начать искать постоянную работу, пока не подрастет наша дочь, лишь иногда, когда я бывала свободна, брался за временную. Но один из нас всегда должен был оставаться с Хайдеде.

Наконец Руди открыл мне, что угнетало его все это время, но наверняка тут не обошлось без подстрекательств со стороны моей матери.

– Ты не хочешь прекратить работать, потому что тебе мало только нашей совместной жизни? – спросил он.

Мы сидели за столом, заканчивая ужин. Я все еще пыталась готовить для него каждый вечер, хотя и была очень занята – то в съемках, то на сцене, то моталась по кастингам.

Я закурила и призналась:

– Да, она меня не удовлетворяет. Я хочу, чтобы мы жили вместе. Но карьера для меня тоже важна.

– А как насчет меня? Предполагается, что я должен бросить свою карьеру? Представь, как это выглядит! Я – твой муж, я должен обеспечивать тебя и нашу дочь.

– Какая разница, кто добывает средства, пока хоть один из нас на это способен? У меня сейчас есть работа, Руди, и ты знаешь, что, если я не буду хвататься за любую возникающую возможность, их больше и не представится.

– Иными словами, твоя карьера важнее, – перефразировал меня муж, но это прозвучало неубедительно, хотя именно эти слова, по его мнению, следовало произнести в сложившейся ситуации.

– Я сказала тебе, чего хочу. Теперь скажи, чего хочешь ты.

– Не знаю. – Он бросил салфетку на стол. – Прямо сейчас я хочу прогуляться.

Руди накинул пальто и ушел. Вымыв посуду, я возилась с Хайдеде, когда услышала, как поворачивается ключ в замке. Руди вошел в нашу спальню, где стояла колыбелька дочери, и сказал:

– Хорошо. Только обещай, что если не добьешься успеха, то бросишь это. Я знаю, ты любишь сниматься, и хочу, чтобы у тебя все получилось, но не делай из меня дурака.

– Обещаю, – кивнула я.

Таким образом все решилось. Началась работа, ужины дома, чтобы сэкономить деньги, а вечера были заняты коктейлями, посещением самых свежих представлений в театрах или ревю с последующим перемещением в какое-нибудь кабаре. Я старалась бывать везде, где можно завязать полезные знакомства, и даже хитростью пробралась в ночной клуб для избранных «Эльдорадо», чтобы увидеть мулатку Жозефину Бейкер в импровизированном шоу с ошеломительными кассовыми сборами «La Revue Nègre», где она резвилась на столах, одетая лишь в нити жемчуга. Гладкая и лоснящаяся, как пантера, наделенная силой духа императрицы, она вдохновила меня, особенно когда развязной походкой блуждала среди разинувших рот клиентов и напевала свою коронную песенку: «Я нашла нового любимчика».

Наши совместные выходы в свет с Лени и Анной Мэй продолжались, и Лени, должно быть, почувствовала возникшую между мной и Анной близость, потому что начала открыто соперничать за внимание, подражая каждому скандальному костюму, какой бы я ни надела. Наконец я поймала себя на том, что вытаскиваю из самых дальних углов гардероба разные немыслимые вещи, чтобы смутить Лени. Так, однажды была извлечена на свет божий потертая волчья шкура, которую я надела с кружевной блузкой, мешковатыми матросскими штанами и солдатскими ботинками. Лени быстро куда-то сходила, нашла для себя пеструю тигриную шкуру и набросила ее, как накидку.