Мармион

Кеолвулф, или Колвулф, король Нортумбрии, процветал в восьмом столетии. Он был не лишен учености, ибо Беда Достопочтенный посвятил ему свою «Церковную историю». В 738 году он отрекся от престола и удалился на Святой Остров, где скончался в ореоле святости. Хотя Колвулф и прослыл Святым, боюсь, однако, что основание склепа для епитимьи не соответствует его репутации, ибо в его Memorabilia[321] отмечено, что, находя островной воздух сырым и холодным, он потворствовал монахам, которым в те времена правила предписывали лишь воду и молоко, и даровал им высокую привилегию употреблять вино и эль.

Если какой-нибудь непреклонный любитель старины станет настойчиво возражать, пусть он считает, что сводчатое помещение епитимьи, согласно жизнерадостному замыслу основателя, должно было служить погребом.

Эти сводчатые подвалы для выполнения епитимьи были наподобие Geisselgewolbe[322] германских монастырей. В более ранние и суровые времена монашеского послушничества они иногда использовались для погребения мирских жертвователей, чьим неосвященным телам редко тогда позволяли осквернять хоры. Сводчатые подвалы служили также местом собраний членов монашеского ордена, когда следовало принять меры необычной суровости; но чаще всего их использовали, как говорит само название, в качестве места для выполнения епитимьи или для назначенных наказаний.

XXXVI

Из Тайнмутских монастырей
Наместница сидит.

(Строфа 19)

В Тайнмуте бесспорно был старинный монастырь. Его развалины находятся на высоком скалистом выступе берега, и, несомненно, множество обетов было дано терпящими бедствие моряками, которые в шторм направляли свои суда к скалистым берегам Нортумбрии.

В давние времена там был женский монастырь, потому что Вирка, аббатисса Тайнмута, подарила Святому Катберту (еще при его жизни) редкостный саван, соперничая со Святой леди по имени Тьюда, которая послала ему гроб.

Но так же, как и в случае с Витби и со Святым Островом, появление монахинь в Тайнмуте в царствование Генриха VIII является анахронизмом. Женский монастырь на Святом Острове — чистейший вымысел. В самом деле, непохоже, чтобы Святой Катберт допустил существование такого заведения, ибо, несмотря на то, что он принял вышеупомянутые смертные дары, и на то, что он поддерживал знакомство с аббатиссой Колдингэма[323] и наносил ей визиты, он определенно терпеть не мог весь женский пол; и в отместку за сыгранную над ним ирландской принцессой двусмысленную шутку он после своей смерти налагал епитимью на женщин, которые осмеливались приближаться на определенное расстояние к его гробнице.

XXXVII

Что судьи грешников велят
Замуровать живьем.

(Строфа 25)

Хорошо известно, что монахи, нарушившие обет целомудрия, подвергались тому же наказанию, что римские весталки в подобном случае. В массивной стене монастыря проделывалась небольшая ниша, где едва помещалось человеческое тело, в нее ставили скудный запас пищи и воды, и ужасные слова Vade in расе[324] служили сигналом к тому, чтобы замуровать преступника. Не похоже, чтобы в более поздние времена часто прибегали к подобному наказанию; но среди руин Колдингэмского аббатства несколько лет назад обнаружили женский скелет, который, судя по форме ниши и по положению фигуры, мог быть скелетом замурованной монашенки.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

XXXVIII

В харчевне можно ночь пробыть...

(Строфа 2)

Об удобствах шотландской гостиницы, или дома для ночлега, в шестнадцатом столетии можно узнать из удивительного рассказа Данбара[325] в «Монахах Берика». Саймон Лодер, веселый хозяин, жил, кажется, вполне комфортабельно, а его жена наряжалась в алое платье, щеголяла шелковым поясом, шитым серебром, и кольцами на пальцах; она угощала своего любовника кроликами, каплунами, куропатками и бордосским вином.

По крайней мере, если шотландские гостиницы не были хороши, то уж никак не от недостатка поддержки со стороны административных властей, кои еще с начала царствования Иакова I[326] не только издавали указы, чтобы во всех небольших городках и местах ярмарок имелись гостиницы со стойлами для скота и комнатами для приезжающих гостей, чтобы были обеспечены люди и лошади, но и предписывали, чтобы ни один человек, путешествующий верхом или пешком, не останавливался нигде, кроме как в этих гостиницах; и чтобы никто, за исключением их владельцев, не принимал у себя таких путников под страхом штрафа в сорок шиллингов за свое гостеприимство.

Несмотря на эти специально выпущенные указы, шотландские гостиницы продолжают оставаться неважными, и путешественники зачастую находят приют у частных лиц.

XXXIX

«То умер друг!»

(Строфа 13)