Мармион

«Теперь надо сказать кое-что о самом лагере. Там не было ни шатров, ни круглых палаток или домиков сколько-нибудь достаточных размеров, точно так же мало имелось в их лагерях и палаток иной формы, с шестами и кольями, как принято их ставить; и из этих немногих палаток ни одна не превышала двадцати футов длины, но многие были еще гораздо меньше.

Большая часть их великолепно украшена (на свой лад) и из любви к Франции — геральдическими лилиями, вырезанными из клеенки: на некоторых лилии голубые, на других — черные, а кое-где и других цветов.

Эти „белые хребты”, как я их называю, представляли собой настолько внушительное зрелище, когда мы стояли на Фоксайд-Брейд, что мне показалось, будто палаток там очень много; когда же мы приблизились, оказалось, что это белые драпировки из грубого батиста; из этого материала и из кусков парусины смастерили навесы, или, скорее, хижины, или логова для солдат, которые шотландцы (наподобие своих деревенских жилищ) укрепили по углам кольями около элла (аршина)[364] длиной каждый, из них два были связаны вместе наверху, а два нижних конца воткнуты в землю на расстоянии около элла друг от друга, наподобие дуг в ярме.

На две такие дуги (одна над головой, другая — под ногами) по обе стороны натягивают кусок материи, таким образом, хижина покрывается крышей с коньком, но материи с обоих концов едва хватает, и она не достает до самого низа; чтобы получилось как следует, надо бы или кольям быть покороче, или солдатским женам проявить большую щедрость и согласиться одолжить мужьям побольше столового белья; тем не менее, когда натянули материю и заткнули щели соломой, поскольку погода не была слишком холодная, спать стало потеплее, как если бы солдаты зарылись в конский навоз» (Пэттен. «Отчет об экспедиции Сомерсета»).

LVII

На ярком флаге контур льва,
Что на дыбы сердито встал.

(Строфа 28)

Хорошо известная эмблема Шотландии. Если верить Боэцию[365] и Бьюкенену, двойная лента вокруг щита, как здесь упомянуто, counter fleur-de-lysed, т. е. лилия на лазурном поле, впервые была принята Экайусом,[366] королем шотландским, современником Карла Великого[367] и основателем знаменитой лиги с Францией; но позже любители старины превратили бедного Эки, или Аки, всего-навсего в короля Брентфорда,[368] с которым старый Григ[369] (а он тоже вырос до Грегори Великого) объединился в важной обязанности управлять некоторой частью северо-восточного побережья Шотландии.

ВСТУПЛЕНИЕ К ПЕСНИ ПЯТОЙ

LVIII

Но Эдинбург теперь каков!
Как сильно изменился он...

Старый город Эдинбург с северной стороны был защищен озером, ныне пересохшим, а с южной — стеной, которая стояла вплоть до 1745 года. Ворота и большую часть стены снесли в ходе расширения и украшения города.

Мой благородный и достойный друг мистер Томас Кемпбелл[370] предложил прославить шотландскую столицу, назвав ее «Королевой Каледонии», и я позаимствовал у него этот эпитет. Однако это название не привилось, так что Эдинбург, «Царь Севера», так и не удостоился чести носить имя, предложенное столь славным литератором.[371]

LIX

Ланкастер, кроткий Генрих,[372] был
Тобой укрыт от вражьих сил...

Генрих VI со своей королевой, с наследником и с членами семейства бежал в Шотландию после роковой битвы при Таутоне.[373] Прежде выражалось сомнение — прибыл ли Генрих VI в Эдинбург, хотя было известно, что королева там определенно побывала; мистер Пинкертон склоняется к той версии, что король оставался в Кирккадбрайте.

Но мой благородный друг лорд Напье[374] указал мне на то, что Генрихом была дарована ежегодная рента в сорок марок предку его милости Джону Напье, подписанная самим королем в Эдинбурге 28 дня августа на тридцать девятый год его царствования, что соответствует 1461 году после Р. X.

Дуглас[375] с его обычным пренебрежением к точности датирует этот дар 1368 годом. Но исправление этой ошибки в копии Макферлановской рукописи (с. 119—120) уничтожает всякое сомнение по поводу пребывания Генриха VI в Эдинбурге. Джон Напье был сыном и наследником Александра Напье и около этого времени являлся мэром Эдинбурга.

Радушный прием, оказанный потерпевшему поражение монарху, вызвал панегирик Шотландии со стороны Молинэ,[376] современного ему поэта. Английский народ, говорит он,

Ung nouveau roy creerent,
Par deespiteux vouloir,
Le viel en debouterent,
Et son legitime hoir,
Qui fuytyf alla prendre,
D’Escosse le garand,
De tous siecles le mendre,
Et le plus tollerant.

(«Recollection dee Aventures»).[377]

LX