Мармион

Король лично участвовал в штурме его и, для того чтобы его покорить, занял в Данбарском замке, принадлежащем герцогу Олбени, две большие пушки, которые называли, как с похвальной скрупулезностью сообщает нам Питскотти, «Плюющаяся Мег и ее супруг», а также «Два больших стрелка и два средних», или «Две двойные пушки и четыре четверти»; для надежной отправки и возвращения в Данбаре были оставлены заложниками три лорда.

И все же, несмотря на все снаряжение, Иакову пришлось снять осаду, и только впоследствии ему удалось овладеть Танталлоном, благодаря сговору с комендантом Саймоном Папанго.

Когда после смерти Иакова граф Ангус вернулся из изгнания, он вновь стал владеть Танталлоном, и замок действительно предоставил убежище английскому послу при обстоятельствах, сходных с описанными в тексте.

Это был не кто иной, как знаменитый Ральф Седлер; он некоторое время жил там под защитой Ангуса после того, как потерпели неудачу его переговоры о браке малютки Марии и Эдварда VI.[393]

Седлер рассказывает, что, хотя это здание имело небогатую меблировку, оно было достаточно сильно укреплено, чтобы охранять его от злобности его врагов, и что там он почувствовал себя вне опасности. В военной среде говорят, что в старинном шотландском марше звучат такие слова:

Динь, дон, Танталлон,
К морю нас выводит он.

Танталлон, наконец, «отзвенел» и был разрушен ковенантерами,[394] так как его хозяин, маркиз Дуглас, был сторонником короля. Замок и баронский титул проданы в начале XVIII столетия президенту суда Далримплу из Северного Бервика тогдашним маркизом Дугласом.

LXXII

Хотя старинный их девиз
Он носит на мече своем...

(Строфа 15)

На старинном мече, собственности лорда Дугласа, среди большого количества завитушек изображены две руки, указывающие на помещенное между ними сердце, и стоит дата — 1329 год, когда Брюс[395] поручил лорду Дугласу Доброму доставить его сердце в Святую Землю. Вокруг эмблемы начертаны следующие строки (первую строфу цитирует Годскрофт[396] в качестве популярной поговорки своего времени):

Нет столько злата в Шотландии ни у кого,

Сколько у Дугласа у одного.

Неси мое сердце к могиле святой,

И там пусть оно обретает покой.

Бега времен я не замечаю,

Тебе спасенье мое поручаю.

Покуда на троне я Богом храним,

Ты лучшим из подданных будешь моим.

Эта любопытная и ценная реликвия чуть не оказалась утраченной во время гражданской войны 1745—1746 годов,[397] ибо кто-то из армии принца Чарльза[398] унес оный меч из замка Дугласов. Но после того как герцог Дуглас приобрел большое влияние среди сторонников Стюарта, меч был в конце концов возвращен. Он напоминает старинный палаш шотландских горцев обычного размера, отличается прекрасной закалкой и легкостью.

LXXIII

Мартин Шверт (Сворт) — немецкий генерал, который командовал вспомогательными войсками, посланными герцогиней Бургундской с Ламбертом Сименелем.[399] Он потерпел поражение и был убит при Стокфилде. Имя этого немецкого генерала сохранилось благодаря тому, что в его честь назвали поле сражения — Сворт-Мур. В Англии долго пели песни о нем (см. исследование, предваряющее «Старинные песни» Ритсона.[400] С. 61).

LXXIV

Иначе, где ж она тогда,
Всеблагость Божьего суда?

(Строфа 21)

Те, кто вменял себе в обязанность верить в то, что в поединке вершится суд Божий, издавна вынуждены были искать объяснения и оправдания для странных и явно ненадежных случайностей таких сражений. Различные хитрости и уловки, используемые теми, кто защищал неправое дело, предполагались достаточными, чтобы превратить его в правое.

Так, в романе «Эмис и Амелион» один собрат по оружию, сражаясь за другого и замаскировавшись его доспехами, клянется, что он не совершал преступления, в котором Стюард, его противник, справедливо, хотя и злобно, обвиняет того, за кого он себя выдавал.

Брантом[401] рассказывает историю об одном итальянце, который вступил в поединок за неправое дело, но, чтобы сделать свое дело правым, бежал от врага при первой же атаке. «Вернись, трус!» — закричал его противник. — «Ты лжешь! — ответил итальянец. — Я вовсе не трус и буду сражаться в этой стычке, пока не погибну, но первое побуждение мое к этому поединку было неправедно, и я покидаю поле битвы». — «Je vous laisse a penser, — добавляет Брантом, — s’il n’y pas de 1’abus la».