Даосские шени,[419] «Мирные люди» шотландских горцев, напоминают, скорее, скандинавских «дуэргаров»[420] («дуэргов»), чем английских фей. Несмотря на свое имя, они, если не абсолютно зловредны, то по крайней мере обладают дурным характером, неуживчивостью и способностью приносить зло по малейшему поводу.
Вера в их существование глубоко укоренена в сознании горцев; они считают, что феи особенно обижаются на тех смертных, которые о них судачат, или носят излюбленный ими зеленый цвет, или каким-то образом вмешиваются в их дела.
Особенно следует избегать всего такого в пятницу — то ли потому, что этот день посвящен Венере, с которой подземный народ в Германии считается тесно связанным, то ли по какой-то более серьезной причине — именно тогда феи более деятельны и наделены большей властью. Некоторые любопытные подробности касательно народных суеверий горцев можно найти в живописных «Очерках Пертшира» доктора Грэма.[421]
Дневник друга, которому посвящена Песнь четвертая поэмы, снабдил меня следующим описанием поразительного суеверия.
«Проезжал хорошенькую деревушку Франчемонт (недалеко от Спо) с романтическими руинами графского замка того же названия. Дорога ведет через восхитительные долины, уровень Которых постепенно повышается; на оконечности одной из них красуется старинный замок, который ныне является предметом множества суеверных легенд. Соседние крестьяне упорно верят, что последний барон Франчемонт поместил в один из склепов замка увесистый сундук, содержащий несметные сокровища из золота и серебра, которые с помощью колдовских чар были отданы во власть дьяволу, и дьявола этого постоянно обнаруживают на сундуке в образе охотника. Любого, достаточно предприимчивого, чтобы дотронуться до сундука, тут же разбивает паралич.
Как-то в склеп привели священника, известного благочестием; он употребил все свое искусство изгонять духов: он пытался убедить его инфернальное величество освободить место, но тщетно: охотник сидел неподвижно. Наконец, тронутый искренностью священника, он сказал, что согласится оставить сундук, если изгоняющий духов подпишет свое имя кровью.
Но священник сообразил, что именно тот имеет в виду, и отказался, так как оным действием он дал бы дьяволу власть над своей душой. Однако, если кто-нибудь сможет найти таинственные слова, сказанные тем, кто прятал сокровище, и произнесет их, дьявол должен немедленно исчезнуть. Я слыхал множество историй подобного рода от крестьянина, который сам видел дьявола в обличье огромного кота».
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
«Приведу еще только один пример великого благоговения, которое испытывали к леди Хильде; оно распространено даже и в наши дни, то есть и теперь считается, что ее можно увидеть в иных случаях в аббатстве Стриншео, или Витби, где она так долго пребывала. В определенное время года (а именно — в летние месяцы), в десять—одиннадцать часов утра солнечные лучи проникают в северную часть помещения для хора; именно там зрителям — кои стоят на западной стороне кладбища Витби, так, чтобы им было видно, как большая часть северной стороны аббатства пересекается с северной оконечностью церкви Витби, — таковым кажется, что они видят там, в одном из самих высоких окон, женскую фигуру, облаченную в саван. Хотя мы убеждены, что это всего лишь отражение великолепного солнечного сияния, все же идет такая слава, и простой народ неизменно верит, что это леди Хильда является в своем саване, или, скорее, в ореоле святости; я не сомневаюсь, паписты даже в наши дни возносят к ней молитвы с таким же рвением и преданностью, как прежде к любому из самых прославленных святых» («История Витби» Чарлтона. С. 33).
Граф Ангус обладал силой и энергией, соответствующими его храбрости. Когда Спенс из Килспинди, фаворит Иакова IV, отозвался о нем пренебрежительно, граф встретил его на соколиной охоте и, принудив к поединку, одним ударом рассек ему бедро и убил на месте. Но до того, как ему удалось добиться прощения Иакова за это убийство, Ангусу пришлось уступить свой замок Хермитэдж в обмен на замок Босвелл, что нанесло некоторый ущерб величию семьи.
Меч, коим он нанес столь примечательный удар, был подарен его потомком Джеймсом, графом Мортоном, впоследствии Регентом Шотландии, лорду Линдзи из Байрза, когда тот вызвал на поединок Босвелла на Карберри Хилл (см. предисловие к «Песням шотландской границы»).