Мармион

«Как?.. В логове напасть на льва?
И думаешь уйти
Отсюда с целой головой?
. . . . . . . . . . . . . . .
Эй, мост поднять! Эй, часовой,
Решетку опусти!»

(Строфа 14)

Эта неистовая вспышка могущественного графа Ангуса имеет аналогии в подлинной истории дома Дугласов, чьи вожди отличались свирепостью, а также героическими добродетелями, свойственными состоянию дикости. Наиболее любопытный эпизод произошел с Макелланом, протектором Бомбея.

Отказавшись признать превосходство Дугласов над джентльменами и баронами Галлоуэя, на которое те претендовали, он был схвачен и заточен в темницу в замке графа в Триве, на границе Кирккайбрадшира.

Сэр Патрик Грей, начальник гвардии короля Иакова П, приходился узнику дядей. Он добился от короля «доброго письма» с просьбой передать пленника в руки Грея.

Когда сэр Патрик прибыл в замок, его приняли со всеми почестями, подобающими любимому слуге королевского дома, но, пока он обедал, граф, который подозревал, в чем заключается его поручение, распорядился вывести узника и отрубить ему голову.

После обеда сэр Патрик предъявил письмо графу, который принял его с почтением и, взяв сэра Патрика за руку, повел на зеленую лужайку, где упомянутый джентльмен лежал мертвый.

Граф показал гостю, как обстоит дело, и сказал: «Сэр Патрик, вы явились несколько поздно, вон он лежит, сын вашей сестры; правда, ему не хватает головы; возьмите же его тело и делайте с ним, что пожелаете».

Сэр Патрик с болью в сердце ответствовал: «Милорд, раз вы отняли у него голову, распоряжайтесь сами его телом, как вам будет угодно». И с этими словами он потребовал коня, вскочил на него, а когда оказался в седле, так сказал графу: «Милорд, если я останусь жив, вы будете вознаграждены за свои труды согласно вашим поступкам».

Граф был в высшей степени оскорблен этими словами и потребовал своего коня. Сэр Патрик, видя гнев графа, пришпорил скакуна, за ним гнались до самого Эдинбурга, и, если бы не добрый и испытанный конь, его бы схватили («История» Питскотти. С. 39).

LXXXVIII

Век не бывало, видит Бог,
Чтоб рыцарь совершал подлог!

(Строфа 15)

Чтобы читатель не разделял удивления графа и не считал бы подобное преступление несовместимым с нравами той эпохи, я должен ему напомнить о многочисленных подлогах (частично совершенных с помощью лиц женского пола), кои проделал Роберт Артуа[422] ради успеха своей тяжбы против графини Матильды; разоблачение этих подлогов послужило причиной его бегства в Англию и косвенно способствовало достопамятным войнам Эдварда Ш во Франции. Эдвард IV специально нанял Джорджа Хардинга, дабы подделать документы, каковые могли бы установить ленные права Англии на Шотландию.

LXXXIX

И бернардинскую обитель.

(Строфа 18)

Это был цистерцианский монастырь,[423] теперь почти полностью разрушенный. Леннел Хауз является ныне резиденцией моего достопочтенного друга, Патрика Брайдона,[424] эсквайра, столь хорошо известного в литературном мире. Этот дом расположен возле Колдстрима и, соответственно, весьма близко к Флодденскому полю.

XC

Уже переходили Тилл
Через Твайзелский мост.

(Строфа 19)

Вечером накануне памятной битвы при Флоддене штаб-квартира Серрея находилась в Бармудском лесу, а король Иаков занимал неприступную позицию на гребне Флодденского Холма, одной из последних и самых низких возвышенностей, отходящих от гряды Чевиотских Холмов. Тилл, глубокая река с медленным течением, извивалась между двумя армиями. Утром 9 сентября 1513 года Серрей маршем прошел в северо-западном направлении и пересек Тилл со своим авангардом и артиллерией по Твайзелскому мосту, недалеко от того места, где оная река впадает в Твид; его авангардная колонна перешла вброд на другой берег милей выше.

Это передвижение имело двойной эффект: с одной стороны, армия Серрея оказалась между войсками короля Иакова и источниками его припасов, с другой же стороны — он застиг врасплох шотландского монарха, который, по-видимому, полагался на глубину реки у своего переднего края. Но, так как оба перехода, и по мосту, и вброд, оказались трудными и медленными, вероятно, удачная атака на англичан, в то время как они сражались с естественными препятствиями, была вполне возможна.

Не знаю, должны ли мы приписывать воздержанность Иакова недостатку военного искусства или той романтической декларации, которую вкладывает в его уста Питскотти: «...он намерен выступить против врага в открытом поле» и потому не позволил помешать англичанам, даже средствами артиллерии, переправиться через реку.