Марш Кригсмарине

Сигнальщик вдруг зашатался, словно раздумывая, куда ему лучше упасть, на меня или всё же вниз на палубу под рубкой. Через долгие полторы секунды тело Отто младшего глухо ударилось о палубу. Ни головы, ни шеи у мальчишки больше не было. Из округлой с рваными краями дыры между плеч, пульсирующими толчками фонтанировала кровь, показавшаяся мне, темнее чёрной нефти. Рядом, не обращая на всё ещё подрагивающее тело никакого внимания, слажено работал орудийный расчёт нашей пушки. Ребята успели расчехлить её и уже подтаскивали с нижней палубы деревянный брикет со снарядами. Однако первый выстрел они могли произвести только, через двадцать-тридцать секунд, не раньше, в то время как томми уже пристрелялись, и на перезарядку им нужно было всего пять-шесть секунд.

Первый снаряд, обезглавивший младшего, прошёл над лодкой с перелётом. Второй, ударившись о воду, в полу-кабельтове от нашего борта взорвался, окатив водой всех находящихся на палубе, да и мне на моей верхотуре изрядно досталось солёной водицы.

Ещё хорошо, что болванка была не осколочной, а бронебойной.

В этот момент из растопыренной дырки бронзовой говорилки раздался трубный глас Шульца:

— Носовой торпедный к пуску готов!

Как же хорошо иметь расторопного и инициативного старпома!

— Пуск! — почти сорвавшись на истеричный фальцет, проорал я.

Из носового, подскочив в воздухе тёмно-синим дельфином, выскочило длинное тело торпеды, и вновь погрузившись в воду, устремилось к англичанину, оставляя за собой заметный бурун.

Тот лежал в дрейфе, чтобы дать возможность своим артиллеристам вести прицельный обстрел нашей подлодки. Впрочем, машину он предусмотрительно не стопорил. Однако и его подвела самоуверенность. Он не рассчитывал, что на борту обманутой им германской субмарины обретается такой бывалый и хитрый рыжий немецкий лис, как мой старший помощник Шульц. На мостике британца увидели пуск торпеды и судорожно попытались сманеврировать, дав ход вперёд. В результате третий выстрел, пристрелявшегося было по нам, их орудийного расчёта благополучно ушёл в молоко. Наша же семиметровая электрическая крошка на скорости 25 узлов вписалась в борт парусника, как раз в районе чадящей короткой трубы. Не иначе зашла в гости прямо к паровой машине.

Зрелище было адское. Чудовищной силы сдвоенный взрыв 280-ти килограмм тротила и английских паровых котлов на расстоянии в нескольких кабельтов почти контузил меня и находившихся на палубе моряков. Перед нами бушевал огонь, смешанный с дымом и белесыми клубами пара. Когда ветер слегка прояснил горизонт, парусника мы больше не наблюдали. Море было усеяно горящими и дымящимися обломками. Всё, что осталось от незадачливого охотника за У-ботами.

Я очень уважал старика Тима Шульца, своего сорокалетнего рыжего, хотя уже с серебристыми проблесками седины старшего помощника. Шульц был нормальный мужик и бывалый вояка. Его пару раз прочили на командирскую должность, но он всякий раз отказывался. Мотивировал он свой отказ от командирства своеобразно. Мол, не чувствует в себе капитана.

Мне же под большим секретом в клубе подводников за очередной бутылкой мадеры он как-то поведал свою странную историю. Какая-то старуха цыганка из странствующего цирка в юности гадала ему по руке и нагадала, что будет он моряком и дослужится до капитана корабля, но его первый капитанский рейс будет для него и команды роковым.

На деревенского парня это гадание произвело сильное впечатление. Он ещё и моря то не видел, но был уже суеверен, как бывалый корсар. Я тогда улыбнулся про себя и счёл эту байку безвредной причудой старого моряка. Почему старого? Да просто Шульц в шестнадцать лет в одних длинных кожаных шортах с широкими подтяжками сбежал из своей тирольской деревни, бросив на братьев и родителей стадо дойных баварских коров в тридцать голов и дедовскую сыроварню в придачу. Выбрал он для побега вечер праздника Октоберфест, когда и гости и хозяева, уговорив не одну бочку крепкого деревенского пива, заснули богатырским сном. Женщины разошлись по домам, как и большинство мужчин, в основном пожилых. На дворе стояла осень шестнадцатого года. Молодые и здоровые баварские мужики кто воевал, а кто уже успел сложить голову на восточном, западном ещё бог весть каком фронте. Несколько, вернувшихся с войны инвалидов по слабости здоровья быстро напились допьяна и были уведены, а кто и унесён своими крепкими деревенскими жёнами по родным дворам.

Лишь с десяток юнцов, товарищей Тима почили за длинным столом, разместив рыжие и белобрысые головы между тарелок с жареными сардельками, свиными ножками, тушёной капустой и огромных кружек с недопитым баварским.