Марш Обреченных. Финал

— Вы же знаете, мой господин, я всецело предан магистрату! Вот перед уважаемыми милсдарями, стану в милостыне на колени!.. — и с решимостью нагнулся корпусом вперед, силясь выползти из цепких объятий кресла.

Илена картина заслонилась, прикрылась ручкой и задержала дыхание.

Хоруз с Жильвичем ошпарено наблюдали за карикатурной утопией, а Ешкан обомлевший и свирепеющий на глазах, мотнул головой и закатил к узорчатому потолку очи. Катастрофа! Из суеты сует заварилась вон, какая каша!

— Прекратите издеваться, Рамир! — зашипел дико Тревор.

Биат пристыжено запыхтел и снова съехал в кресло, дрожа губами и цедя невразумительные извинения. Он, почему ровным счетам не понимал, что от него хотели и требовали прекратить? Ведь, по сути, по его мыслию, он так ничего и не начинал?

— Вы хуже Кина! — в ярости швырнул ему в харю Тревор.

Всемилостивый Шиарр и всемогущий Фодар, куда я попала? Из огня да в полымя!

— Одинаковы! Что Кин, что Ложич!.. — Ешкан добивал своих соплеменников. — Черви! Безмозглые трусы!

Илене окончательно представилось, что она попала на закрытый шабаш, исключительно состоявшийся по слепой случайности, и по чистой случайности на этом действе очутилась она. Или возможно Тревор больше ставил ставку на поучительно-показательной муштре? По принципу: бей своих, чтобы чужие боялись? Весьма прямолинейная методика, знаете ли.

— Вы понимаете, остолопы, что связывающая нить власти завязана на нас? На вас! На мне и на вас! Чего вы хлопаете квадратными глазенками, понимаете, вы своими ослиными мозгами, зачем я вас сюда созвал?

Глубокая тишина. Мыслительные процессы.

— Сударыня Илена, не беспокойтесь, это я не в ваш адрес, к вам у меня исключительно теплые побуждения, — легкая улыбочка на фоне траура.

А чтоб ты жук зажужжал, если б дознался, что мы утворили с твоим любименьким сыночком! Небось, кинулся душить голыми руками или охрана подоспела с мечами и пиками.

— Хоруз! Рамир! В последний раз прощаю и объясняю: Южные Губернии Лафим на грани гражданской войны. Будете и дальше спать — я очень рассержусь, останусь сам расхлебывать весь кавардак, но вы!.. Вы! Последуете вслед Жонаку, ясно?

Он не прислушивался к ихним дрожащим пискам, уставился на разложенные, на столе бумаги и тихо, но властно прошептал:

— А теперь… пошли вон! Живо пошли вон! Долой с моих глаз!

Биат поднялся, трясясь и хрустя костями, делая мелкие шажки по кабинету к выходу, Лужан Жильвич плелся за ним, низко опустив голову. Да Тревор не даст им поблажек, возьмется за их воспитание всерьез. Илена чувствовала себя совсем неловко, лишним предметом интерьера, ведь Ешкан многозначительно промолчал о ее персоне, адресуя всю свою негативность трем магистрам, а не ей. Ее мысли разогнала последующая сцена с Рамиром, тот под градом эмоций разнервничался и утратил контроль над собою, а вернее сказать, над своим громоздким телом, пока извлекался из обтекаемого кресла. Пыхтя, отдувался и шмыгал носом, бормотал извинения под присмотром Ешкана.

Тревор исподлоба глумливо наблюдал за манипуляциями партнера, наконец, не вытерпел и каркающим голоском догнал Хоруза и Жильвича у самых дверей кабинета.

— Задержитесь господа! Не забудьте Биата… помогите ему подняться! — он едва сдерживался от грубых словцов. — А вы Илена, будьте добры, задержитесь, у меня к вам найдутся вопросы. Не возражаете? Чудесно… Да скорее же, господа! Уходите! Не задерживайте нас!

С кряхтением туша Рамира исчезла в проеме. И то только боком, за ним выскочили более шустрые Жильвич и Хоруз. За дверью еще некоторое время слышалась возня и шарканье ногами, а Тревор уже поднялся на ноги, обогнул стол, мирно подошел к дочери покойного властелина юга. На обиженные повизгивания Рамира в коридоре и у лестничного спуска Тревор даже не повел бровью. Такие мелочи его никогда не цепляли.

— Как утомили они меня!.. Честное слово, — магистр искренне улыбнулся, благодушно стараясь расположить к себе напряженную госпожу Лафимскую. — В трудное время мы живем, сударыня и хуже всего в этом бурном потоке, что тебя просто-напросто отказываются понимать. Человеческий фактор. Глупые насмешки недоумков. Скорбно говорить… вспоминать, но ваш покорный отец все-таки превосходно разбирался в людях. Во всяком случае, таких боровов как Биат и Кин в его подчинении никогда не было. Свиньям — свинячье место. А Кин, падлюка, и вправду выкарабкался, слыхали?

Илена в полуобороте, сидя в кресле, не мигая, смотрела на старичка, расфуфыренного, самодовольного павлина. А перед глазами стояло скованное и привязанное к жертвеннику тело Ламаса с перепуганной гримасой, а затем, почуяв запашок, перекосился в маске гнева и карикатуре боли. Пылающий костер на груди и уголек, скачущий по кадыку и подскакивающего по подбородку, запрыгивающего в разинутый криком рот…

Илена ощутимо содрогнулся, Тревор расценил ее состояние за пережиток недавних потрясений за тяжелые прошлые дни. Шагнув к ней на расстояние вытянутой руки, она ощутила приторный запах мужского одеколона. Враг так рядом, а она — в столь беззащитном положении.