Маршал Шапошников

Н.Н. Воронов[184] воспоминал об этих тяжёлых днях: «Однажды утром в Ставке я присутствовал при докладе общей обстановки на фронтах. Шапошников сказал, что, несмотря на принятые меры, с двух фронтов так и не поступило сведений.

Сталин спросил:

— Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах?

Добрейший Борис Михайлович с достоинством ответил, что он обоим начальникам штабов фронтов объявил выговор.

Судя по выражению лица и тону голоса, это дисциплинарное взыскание он приравнивал чуть ли не к высшей мере наказания. Сталин хмуро улыбнулся:

— У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание.

Но Шапошников напомнил старую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении его от занимаемой должности.

Сталина, видимо, удовлетворил такой ответ, и он приказал лишь предупредить всех начальников штабов, что за подобные проступки Ставка будет применять строгие меры».

Здесь уместно будет вспомнить ещё один случай, который теперь воспринимается как исторический анекдот. В одном из таких сложных разговоров Борис Михайлович по своей обычной привычке назвал склонившегося над картой Сталина «голубчик». Верховный главнокомандующий выпрямился, походил по кабинету, закурил, но сохранил молчание. Хорошо известно, что Иосиф Виссарионович очень уважал Бориса Михайловича и называл его по имени-отчеству. В отличие от его обычного обращения «товарищ». К примеру, классическим стало его выражение: «А что скажет товарищ Жуков?»

При этом Шапошников никогда не использовал эту близость в собственных интересах. Его сын Игорь Борисович позже рассказывал, что в день ухода со службы по болезни Сталин спросил Шапошникова: «Вот вы уходите. Может быть, вы в чём-нибудь нуждаетесь, что-нибудь вам нужно.

Отец: Мне ничего не нужно. У меня всё есть.

Сталин в сердцах: Вечно ему ничего не нужно».

Недавно стал известен ещё более удивительный случай. Невестка маршала С.А. Славинская рассказала, как после совещания Сталин спросил Шапошникова: «Ну что Борис Михайлович, будем молиться за Россию?» Видимо, ему доложили, что начштаба, будучи коммунистом, носит ладанку и молится. Борис Михайлович действительно не снимал фамильную ладанку с образами и ежедневно молился за русский народ и о даровании России победы. Такое «вскрытие религиозности на высшем уровне» звучало дозволением и даже своеобразной поддержкой твёрдости веры маршала Шапошникова.

* * *

Самые важные вопросы стратегического планирования обсуждались предварительно в Ставке в узком кругу лиц — И.В. Сталин, Б.М. Шапошников, Г.К. Жуков, А.М. Василевский, Н.Г. Кузнецов. Обычно сначала намечали принципиальное решение, которое затем рассматривалось Центральным комитетом партии или Государственным Комитетом Обороны. Только после этого Генеральный штаб начинал детально прорабатывать предстоящую операцию. На этой стадии к стратегическому планированию привлекались командующие фронтами и специалисты: начальник тыла Л.В. Хрулёв, командующий артиллерией Красной армии Н.Н. Воронов, командующий авиацией Л.А. Новиков, командующий бронетанковыми войсками Я.Н. Федоренко.

В книге «Дело всей жизни» А.М. Василевский пишет: «И.В. Сталин предпочёл использовать командный опыт Г.К. Жукова непосредственно в войсках. Во главе всего штабного аппарата встал тот, кто в те месяцы мог, пожалуй, лучше, чем кто-либо, обеспечить бесперебойное и организованное его функционирование.

30 июля для рассмотрения мероприятий, проводимых по усилению обороны Ленинграда, в Ставку вызвали главкома Северо-Западного направления К.Е. Ворошилова и члена Военного совета А.А. Жданова. В обсуждении вопроса принимал участие и Б.М. Шапошников. По возвращении из Ставки в Генштаб (это было около 4 часов утра 31 июля) Борис Михайлович объявил мне, что в Ставке среди других вопросов стоял вопрос об усилении аппарата командования Северо-Западного направления и что Ворошилов по окончании заседания предложил назначить меня на должность начальника штаба. Б.М. Шапошников поинтересовался моим мнением. Я совершенно искренне считал, что если Климента Ефремовича не удовлетворял в этой должности такой способный, всесторонне подготовленный оперативный работник, как М.В. Захаров, то уж я, безусловно, вряд ли ему подойду. Б.М. Шапошников предупредил меня, что вечером Ставка вновь будет заниматься Северо-Западным направлением и что, видимо, вопрос о моем назначении будет решен. Он рекомендовал использовать оставшееся время для более детального изучения оперативной обстановки на этом направлении».

Так и произошло. «Весь день я просидел, погрузившись в карты и бумаги, — писал Василевский. — А глубокой ночью Борис Михайлович, вернувшись из Кремля, ознакомил меня с новым решением Ставки: я назначался начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба.