Маршал Шапошников

Кирпонос. Товарищ Сталин, все наши мысли и стремления, как мои, так и Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать. Всё, что имеется в нашем распоряжении, будет использовано для обороны Киева, с тем чтобы выполнить поставленную перед нами задачу…

Сталин. Очень хорошо. Крепко жму вашу руку. Желаю успеха. Всё».

Однако события стали разворачиваться по иному сценарию.

Несмотря на тяжёлое поражение под Уманью, советские войска упорно удерживали линию обороны по Днепру и подступы к Киеву. Но положение резко изменилось, когда танковая группа Гудериана, развернувшись от Москвы, направилась на юг. Прорвав нашу оборону, она вышла в тыл обровнявшимся. Попытка войск Брянского фронта остановить продвижение немцев была безуспешной. 10 сентября танки Гудериана вошли в город Ромны, расположенный восточнее Киева. На юге немцы заняли Кременчугской плацдарм на левом берегу Днепра. Создалась реальная угроза войскам Юго-Западного фронта. Но разрешение на отход Верховный дозволял только в том случае, если будет создана оборонительная линия на реке Псёл[187].

Вскоре в районе Кременчугского плацдарма через Днепр переправилась танковая группа Клейста и ускоренным маршем захватила Лохвицу. Приказ с разрешением на отступление командующему Юго-Западным фронтом привёз на самолёте в осаждённый Киев заместитель начальника штаба И.Х. Баграмян. Но было уже поздно — кольцо окружения замкнулось. В окружении оказались основные силы фронта численностью до полумиллиона человек.

В своей книге воспоминаний «Так начиналась война» Иван Христофорович приводит следующие очень важные размышления, объясняющие причины столь странного на первый взгляд поведения Ставки Верховного главнокомандования.

«…Никак не возьму в толк, почему так упорствует Ставка, — проговорил Тупиков[188]. — Хотя… — Он провел карандашом по карте. — Даже нам ведь трудно судить, что творится на том или ином участке. По карте выходит, что стоит там армия с корпусами, дивизиями, можно подумать — сколько сил! А на самом деле от некоторых дивизий почти ничего не осталось, по существу, только номера… Но мы все ещё считаем их дивизиями и ставим им соответствующие задачи. А перед начальником Генерального штаба лежит карта огромного — в две тысячи километров — фронта. Обозначены на ней не десятки, как у нас, а сотни дивизий. В Москве ещё труднее определить истинные силы на том или ином участке. А может быть, Москва всё знает, но какие-то очень важные причины побуждают её требовать от нашего фронта невозможного…»

Сам же Баграмян поясняет: «А причины эти были обусловлены общей военно-политической обстановкой, в которой оказалась наша страна. Она продолжала отражать натиск агрессора в одиночестве. К тому времени гитлеровцы блокировали Ленинград. Их войска приближались к Москве. А в распоряжении нашего высшего командования уже не оставалось сколь-нибудь крупных, готовых к боевым действиям оперативных резервов. Значительную часть войск мы должны были держать на Кавказе — слишком подозрительно вела себя Турция, — на Дальнем Востоке, где японские милитаристы ждали только сигнала, чтобы выступить. Упорная оборона Юго-Западного фронта на рубеже Днепра в этой обстановке несколько облегчала обстановку на остальных стратегических направлениях советско-германского фронта, особенно на московском, приковывая к себе огромные силы немецко-фашистских войск, в том числе и две немецкие танковые группы. Весьма важно было приковать их к Юго-Западному направлению по возможности на больший срок».

Были и политические причины для сохранения Киева. В августе в Советский союз прилетал помощник президента Рузвельта Гопкинс, с целью выяснить имеет ли смысл посылать ленд-лиз. На вопрос, где будет проходить линия фронта, Сталин ответил, что к концу 1941 года фронт пройдет западнее Ленинграда, Москвы и Киева.

Либеральные историки обвиняют Сталина и Шапошникова в том, что они препятствовали своевременному выводу войск Юго-Западного фронта и тем самым загнали их в котёл. Но «Киевский котёл» имеет не только военную составляющую, но и политическую. В командовании ЮЗФ было немало «оппозиционеров», включая командующего Юго-Западным фронтом генерала Кирпоноса.

В справке начальника 3‐го управления НКО СССР майора госбезопасности Михеева 16 июля 1941 года сообщалось: «Кирпонос Михаил Петрович, 1892 года рождения, украинец… В старой армии служил ротным фельдшером… В Красную армию вступил добровольцем в 1918 году, член партии с 1918 года… По показаниям арестованных военных заговорщиков, Кирпонос в 1923–1924 гг. примыкал к троцкистской оппозиции… В 1928 году голосовал против исключения из партии Троцкого и Зиновьева… В узком кругу своих людей Кирпонос всячески восхвалял врагов народа Тухачевского и Якира, подчеркивал, что Якиру дают высокую оценку и немцы…