Маршал Жуков

Не буду подробно описывать все проблемы боевых действий, с которыми пришлось сталкиваться Жукову, тем более что никаких значительных результатов здесь не удалось добиться даже Жукову, и Ставка в конечном счете решила отложить решительные действия до более благоприятного времени. Упоминаю я эту поездку Жукова только потому, что в его мемуарах есть такой абзац: «Об этом мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л. И. Брежневым, который там неоднократно бывал и хорошо знал обстановку, но на этот раз он находился на Малой Земле, где шли тяжелейшие бои».

Многие читатели, вероятно, знают происхождение этого абзаца, откуда и как он появился в воспоминаниях Жукова, но для молодых, кто, возможно, этой истории не знает, я напоминаю. После того как Жуков закончил написание своих мемуаров, рукопись очень долго ходила по инстанциям и не сдавалась в печать. Жуков кого только не просил помочь в издании, но все оказывались бессильными. Не продвинул даже Косыгин — Председатель Совета Министров, к которому Жуков обратился, когда тот посетил его, уже больного, в больнице. Оказалось, препятствовал изданию сам Генеральный секретарь Брежнев. А причина была в том, что он, уже маршал и многажды герой, в мемуарах Жукова не упоминается ни разу!

Редакторы просили Жукова хоть что-то написать, а он отвечал: «Но я же с ним не встречался, я его не видел, я не стану врать и писать неправду!» Тогда мудрые редакторы сочинили абзац, приведенный выше, и попросили у Георгия Константиновича разрешения вставить эти слова в его воспоминания. Георгий Константинович сначала разозлился, потом попыхал-попыхал, махнул рукой и сказал: «А, ладно, вставьте: умный поймет». Так родился этот абзац.

Возвратясь в Ставку, Жуков полностью отдался подготовке и организации действий войск в Курской битве.-

Работа эта длилась несколько месяцев. И казалось бы, в период, когда не было активных боевых действий на фронтах, можно было несколько отдохнуть после напряженных боев под Сталинградом, Ленинградом, Харьковом. Но не тут-то было! В этом затишье не только Жуков, но и Сталин, и все члены Ставки, да и командующие фронтами испытывали нервное напряжение, не меньшее, чем в боях.

Фронты создавали эшелонированную оборону глубиной до 300 километров, где в траншейной системе были окопаны не только орудия прямой наводки для истребления танков, но и много танков, чтобы выбивать танки у противника стрельбой с места. Артиллерия пристреляла необходимые рубежи и районы. Шла сложная перегруппировка войск. Сосредоточивались огромные силы. На двух фронтах — Центральном и Воронежском — только общевойсковых армий было 6, танковых армий — 2, воздушная армия — 1, стрелковых корпусов — 22, стрелковых дивизий — 76, отдельных стрелковых бригад — 4, отдельных танковых корпусов — 4, отдельных танковых бригад — 9, дивизия гвардейских минометов «катюш» — одна и много специальных войск. И вот все перечисленное изготовилось к бою. Ждали начала наступления противника... А он не наступал. Командование терялось в догадках: что же происходит? Может быть, ошиблись? Может быть, создали здесь такую плотность войск, боевой техники, а противник ударит где-нибудь на другом участке фронта? Может быть, на Москву?

Еще и еще раз проверяли через разведку, и она подтверждала: нет никаких ошибок, здесь у противника сосредоточены главные ударные группировки для решительного наступления — и перечисляла, в подтверждение этого, номера соединений и направления их предстоящих действий. Разведка доказывала — ошибки не может быть. А гитлеровская армия все не наступала.

Сталин послал на передовую для координации действий Воронежского и Южного фронтов Василевского, а Жукову было поручено координировать действия трех фронтов: Центрального, Брянского и Западного.

Наконец разведка доложила, что противник перейдет в наступление 10—12 мая на Орловско-Курском и Белгородско-Обоянском направлении. Немедленно Ставка проинформировала войска, и все напряглись в ожидании. Но и в эти дни противник в наступление не перешел.

И опять томительное ожидание. И вновь поступает информация, что противник перейдет к активным действиям не позднее 26 мая. И опять боевые действия не были начаты. Командующие фронтами, Жуков, да и Сталин окончательно занервничали. Ватутин предложил Верховному Главнокомандующему изменить решение и самим нанести упреждающий удар. И Сталин заколебался. Он даже поговорил с Василевским о том, чтобы Генеральный штаб разработал план для перехода к решительным действиям немедленно. Но сказал Василевскому: «Я по этому поводу посоветуюсь с Жуковым». Как позднее узнал Василевский, Сталин почему-то с Жуковым советоваться не стал. Может быть, опасался, что Жуков отговорит его от перемены ранее задуманного плана. Жуков мог быть убедительным, и аргументы его всегда хорошо продуманы. В общем, Сталин об этом с ним не говорил.