На следующий год умер Виктор, бывший сержант республики, ярый роялист и главный гонитель бонапартистов. Быть может, кто-нибудь и оплакивал его, но, даже если это и было так, сведений об этом не сохранилось.
Еще через год ушел из жизни Монси, последнее звено, соединяющее историю маршалов с историей побед волонтерских армий республики. Смелая позиция Монси во время судилища над маршалом Неем в конечном итоге принесла ему только пользу — теперь Ней стал национальным героем, и французы с гордостью припоминали проявленное Монси благородство. В 1815 году он написал: «Простите мне, ваше величество, искренность старого солдата…» — и теперь он был намного старше. Его возраст подходил к девяноста годам. Он не имел репутации великого полководца, но его честь, которую он всегда высоко ценил, столь же высоко оценивалась обществом.
Два года спустя, в марте 1844 года, в Швеции скончался Бернадот, единственный паладин Наполеона, которому удалось умереть на троне. Все маршалы мечтали о тронах, и двоим даже пришлось на них восседать, но только одному маршалу, высокому и красивому гасконцу, удалось создать династию. За это время Бернадоту приходилось бывать и лицемером, и оппортунистом, и предателем, но все эти его слабости до некоторой степени искупались тем, что он проявил себя умеренным и разумным королем, во всех отношениях лучшим монархом, чем его товарищ по оружию Мюрат, и, если судить по окончательным результатам, много лучшим, чем Наполеон Бонапарт.
Три года спустя, в 1847 году, почти в середине нового века, в восемьдесят два года скончался гренадер Удино. Пули до сих пор бродили в его покрытом шрамами теле. Сняв рубаху, он мог бы показать тридцать четыре шрама — следы пуль, ударов пик, картечи, штыков и сабель. Его шкура была, видимо, прочнее, чем у Ланна, а моральные принципы, которым он следовал, — такими же высокими, как у Монси, и твердыми, как у Даву. Солдаты любили его так же, как любили Нея и Ланна — он соответствовал их представлениям о том, каким должен быть командир. Линии же своего поведения в общественной жизни он придал устойчивость, которой не обладали ни Ней, ни Ланн.
В этом же году ушел в лучший мир Груши, проведший половину из прожитых им после Ватерлоо тридцати двух лет в объяснениях по поводу того, где он пребывал 18 июня 1815 года. В настоящее время появляются факты, позволяющие более чем извинить его отсутствие на поле боя, и объяснить, почему он не смог напасть на след Блюхера. Однако история обошлась с Груши безжалостно. Ей известны «генералы-удачники». Таким был Веллингтон, таким был Кромвель. В годы Второй мировой войны таким был Монтгомери. Солдаты всегда с энтузиазмом следуют за полководцем с такой репутацией. А Эмманюэль Груши, напротив, был неудачником, и последствия этого до сих пор сказываются на его биографии.
В живых оставалось только два маршала: Сульт и Мармон. Один — самый знаменитый ветеран во Франции, другой — вечный странник, живущий в своем прошлом.
Сульт, достигший восьмидесяти лет, пожинал радости своей более чем благополучной старости. В отличие от Жозефа, бывшего короля Испании, ему удалось сохранить лучшую часть своей испанской добычи. Когда карета Жозефа была обыскана после катастрофы при Витории, в ней было обнаружено сто шестьдесят пять испанских картин. Они были вынуты из рам и вырезаны из подрамников. Веллингтон сохранил их, намереваясь вернуть Фердинанду, но испанский король решил подарить эту великолепную коллекцию герцогу. В 1814 году он написал: «Будучи тронутым Вашей деликатностью, наше королевское величество не хотело бы лишать Вас того, что досталось Вам средствами столь же справедливыми, сколь и честными». Герцог принял подарок, и картины можно до сих пор видеть в Эпсли-Хаус вместе с прочими трофеями, взятыми после битвы при Витории. Сульт оказался менее щепетилен, чем Веллингтон. Его сельский дом был буквально заставлен предметами искусства, напоминающими о его долгом пребывании в Андалусии. Единственной ценностью, которую он утратил во время своего долгого отступления из Испании, видимо, можно считать прекрасную испанку, одну из двух сестер, так хорошо знакомых ему и Виктору.