Маршалы Наполеона. Исторические портреты

Теперь их оставалось немного. Мармон был одиноким изгнанником, а Бернадот восседал на шведском престоле. Имена семерых остальных маршалов — Монси, Макдональд, Мортье, Удино, Сульт, Виктор и Груши — почитались во Франции и начинали становиться популярными и среди ее бывших противников, в особенности среди англичан, известных своей манерой захваливать побежденных ими врагов. Из двадцати шести маршалов в живых оставалось еще девять, но скоро их число сократится до восьми. Летом 1835 года скончался шестидесятисемилетний Эдуард Мортье. Он умер не от болезни и не от старых ран — он погиб от бомбы убийцы, брошенной в короля.

Из всех маршалов беспечный Мортье нажил меньше всего врагов. Английские ветераны войны на Пиренейском полуострове всегда считали его джентльменом, и каким-то образом, то ли вследствие удачливости, то ли вследствие своей крайней дипломатичности, ему удавалось избежать принадлежности к какой-либо из вражеских сторон. Метание бомб стало весьма популярным занятием среди французских террористических групп, и бомба Фиески лишила Францию человека, которого ветераны русского похода и испанской войны всегда вспоминали с большим уважением. Мортье однажды едва не был убит бомбой, проломившей крышу его штаб-квартиры в Смоленске, однако эта бомба, как оказалось, не была предназначена для него. Сульт и Бернадот в своей далекой Швеции были очень опечалены случившимся.

В жизнь Сульта некое разнообразие и оживление внесли две торжественные церемонии, происшедшие в 1838-м и 1840 году. Одна была связана с коронацией, а вторая — с погребением. В июне 1838 года, в чудесный безоблачный день девятнадцатилетняя Виктория ехала к месту своей коронации через ряды приветствующих ее кокни. В церемонии принимали участие знаменитости со всего мира: короли, королевы, принцы, послы. Была представлена каждая европейская держава. Бурей аплодисментов был встречен горбоносый железный герцог, самый знаменитый полководец в мире. Немало их, впрочем, досталось и на долю Никола Сульта, представляющего своего монарха Луи-Филиппа.

Старый ветеран украсил себя всеми своими орденами, звездами и прочими знаками отличия. В Лондоне он встретил великолепный прием. Тридцать восемь лет тому назад он сидел в своем шатре на скалах Булони и мечтал о завоевании Лондона. Теперь, по истечении срока, равного половине человеческой жизни, он наконец в этом преуспел, причем не прибегая ни к штыкам, ни к осадной артиллерии. Это был один из самых счастливых дней его жизни.

Два года спустя, в декабре, он узнал новость совсем иного характера, но тоже чрезвычайно его удовлетворившую. Незадолго до Рождества, в метель император вернулся домой и занял место в Доме инвалидов в своей великолепной гробнице из глыб красного гранита, вырубленных в русском карьере теми же самыми русскими, которые чуть было не погубили его в 1812 году. Горечь взаимных обид между традиционными соперниками — Англией и Францией — со временем перелилась во взаимную терпимость. Почти через двадцать лет после кончины императора и его похорон на острове Святой Елены, когда английский губернатор разрешил выгравировать на гробе только его имя, англичане передали останки Наполеона нации, армию которой он водил на победы в пятидесяти сражениях. Церемония была весьма впечатляющей. Несмотря на жестокую стужу, на погребении присутствовал каждый парижский бонапартист. Присутствовала и четверка маршалов: Сульт, Монси, Удино и Груши; их средний возраст составлял шестьдесят семь лет. Виктор, демонстрируя большее чувство такта, чем обычно, от присутствия на церемонии уклонился.

Было бы любопытно знать, какие мысли приходили в головы четырех этих людей, когда гроб Наполеона несли через метель в Дом инвалидов. Вспоминал ли Монси тот момент, когда он присоединился к Нею и Лефевру и они вошли в кабинет Наполеона в Фонтенбло, чтобы потребовать от императора отречения? Вспоминал ли Сульт свое горькое разочарование, когда Наполеон не произвел его в герцоги Аустерлицкие? Думал ли Удино о том моменте, когда Наполеон вручил ему маршальский жезл на поле боя под Ваграмом среди груд тел мертвых и умирающих? Едва ли. Все они постарели, ослабли и могли рассматривать и триумфы и катастрофы с одинаковой отрешенностью.

В этом же году скончался Макдональд. В последний путь его провожали, как человека, который выполнил свой долг и делал все, что в его силах, чтобы залечить раны страны. Если его допустили в Валгаллу, то там его должен был встретить его отец, соратник принца Чарли, потому что в своей жизни Макдональд-младший выковал еще одно звено в длинной цепи дружбы между Францией и Шотландией, зародившейся еще в те времена, когда шотландцы переходили границу как раз в тот момент, когда английские короли высаживали своих рыцарей и лучников на европейском побережье. Конечно, на похоронах Макдональда никому не пришло в голову играть на волынке, но хотелось бы надеяться, что, когда его ладья причалила к берегу иного мира, там его встретили именно эти звуки.