Маршалы Наполеона. Исторические портреты

С большим вниманием к текущим событиям приглядывался и еще один старший сержант, которого звали Шарль Бернадот, человек очень отличающийся и от ругателя Лефевра и от серьезного Периньона. Он был гасконцем, родился в Беарне и имел шведских предков. Высокий, красивый, с большим римским носом, он выглядел весьма импозантно и обладал высоким интеллектом. Никто и никогда, в сущности, не давал глубокой оценки личности Бернадота, хотя о его странном, причудливом характере существует множество противоречивых мнений. Большинство равных ему по званию ненавидело его, маршалы же не слишком его жаловали, считая честолюбцем, приспособленцем сомнительных дарований, человеком, который ожидает исхода событий, сидя, так сказать, на заборе. Порой он вел себя как истинный гасконец: горлопан, задавала и записной вояка. Иногда же он проявлял себя самым добропорядочным, самым спокойным и самым разумным офицером, который когда-либо застегивал на себе портупею. Похоже, он подстраивал свой характер под изменяющиеся обстоятельства или под натуру того человека, с которым в данный момент имел дело. Нет, он не был лгуном и никогда не был целиком вероломным. Действительно, ему каким-то образом всегда удавалось оправдывать свой образ действий, поступки, которые, соверши их кто-либо другой, выглядели бы из ряда вон выходящими. Возможно, он просто пытался управлять своей судьбой. Если так, то это ему блистательно удалось, поскольку на день падения Бастилии Бернадот был всего лишь старшим сержантом, а когда революционных криков уже давно не было слышно, он стал наследником шведского престола.

А во Франции, жаждущей броситься в неразбериху революционных событий, жил еще один профессиональный солдат, быть может, самый колоритный из них всех, и такой, который уже прошел большинство ступеней военной карьеры. Его звали Пьер Ожеро, и в молодости его наверняка можно было бы заметить в любой стычке, происходившей в округе. Он не был гасконцем, но вел себя как один из них. Ростом шести футов, он был силен, как бык, и неподатлив, как дубленая кожа. К тому же он был одним из лучших фехтовальщиков Европы. Сын парижского каменотеса, женившегося на немке — торговке фруктами, Ожеро вырос в самом бандитском округе Парижа и свои первые деньги зарабатывал в качестве лакея. Его уволили за соблазнение горничной. После этого он устроился официантом и был снова уволен — за соблазнение официантки. Не то чтобы он был неисправимым бабником — просто ему нравилось жить в условиях постоянной опасности. Вскоре он, видимо, начал думать, что найти такую жизнь ему будет легче, если он перестанет быть гражданским лицом. Примерно в восемнадцать лет Ожеро поступает в кавалерию и после неудачного начала, кажется, становится заметной фигурой, прославившей себя среди рядовых как превосходный фехтовальщик, быстро расправившийся с двумя известными дуэлянтами, которых он уложил наповал. Однако вскоре после этого у него случилась серьезная неприятность. Какой-то молодой офицер ударил его тростью; офицер даже не успел вызвать свой эскорт, как шпага Ожеро пронзила его насквозь. Ожеро пришлось бежать в Швейцарию, где он некоторое время зарабатывал на жизнь, торгуя часами. А затем он перевозит свой ранец в Константинополь и даже еще дальше — в Одессу, где, к его облегчению, шла, по его мнению, первоклассная война. Там он вступает в русскую армию в чине сержанта. Однако однажды он приканчивает русского солдата, и ему приходится удирать в Пруссию, где он вступает в прославленную армию Фридриха Великого. Здесь он мог бы сделать себе карьеру, однако в Пруссии существовало сильное предубеждение против иностранцев, и поэтому его продвижению по службе чинили препятствия, так что в конце концов ему пришлось дезертировать из армии и бежать на запад.

Дезертирство из прусской армии было чревато большими опасностями. Прусским крестьянам, отлавливавшим дезертиров, выплачивалось за это приличное вознаграждение; дезертиров же расстреливали. Однако такого рода риск едва ли мог остановить шестифутового детину, на счету которого уже были два знаменитых дуэлянта, один офицер гвардии короля Франции и какое-то количество турок, убитых во время русской кампании. Ожеро собрал маленькую армию сорвиголов и пробился с ними к границе. Таким образом, пруссаки потеряли одного из лучших солдат, которых они только могли заполучить, а заодно и еще около сорока отличных рубак.