Маршалы Наполеона. Исторические портреты

Любопытно, сколько же людей, впоследствии вошедших в окружение Наполеона, убегали мальчишками из дома, чтобы попасть в армию, и сколько же времени, хлопот и средств затратили их раздосадованные родители, пытаясь вернуть их к нормальной гражданской жизни. Отец Монси, юрист по профессии, выкупал сына дважды. Родители Никола Удино пытались решить эту проблему иначе, играя на добрых чувствах сына к родителям и рассказывая ему о том, сколь многое он оставит дома, так убедительно, что тот, правда, неохотно, но все-таки отказался от службы в пехоте Медока[2] и вернулся домой, чтобы начать собственное дело в Нанси. От мучительной скуки его спасла революция. В родном городке Удино, Бар-ле-Дюке, где его отец был весьма уважаемым пивоваром, а дядя — мэром, новости, пришедшие из Парижа, побудили местный гарнизон выступить с декларацией в пользу революции. В гарнизоне среди офицеров или унтер-офицерского состава, вероятно, были люди, охотно занявшие бы должность начальника гарнизона, однако получить ее у них не было никаких шансов. В самый день падения Бастилии начальником мятежного гарнизона был избран рядовой Никола-Шарль Удино, двадцати двух лет от роду. Через тринадцать дней службы он вполне оправдал доверие своих друзей, в одиночку ворвавшись на коне в самую гущу толпы и остановив вспышку насилия, которая привела бы к самосуду над местным богатеем. Из этого инцидента он вышел невредимым — случай для Удино совершенно невероятный. Ведь за двадцать пять лет службы в войсках сын пивовара был ранен тридцать четыре раза.

Следует представить еще одного рядового из числа находящихся на действительной службе — самого знаменитого наполеоновского маршала, который был столь же импульсивен, как Ожеро, столь же упорен, как Даву, и храбрее, чем любой из когда-либо живших на земле полководцев.

На день падения Бастилии Мишелю Нею исполнилось двадцать лет, и за его спиной было уже два года службы в гусарах. Как только ему стало понятно, что ни рождение, ни высокородные предки, ни наличие влиятельных связей уже не являются критериями при продвижении по службе, он решил целиком и полностью посвятить свою жизнь армии. Однако, в отличие от многих, он не придавал первостепенного значения размерам оклада, привилегиям или же титулам, поместьям, знакам отличия. Все эти вещи не значили для него ровно ничего, хотя он был беден и горд, как Люцифер. Он мыслил только о славе, точнее, о той ее разновидности, которую уже не в состоянии была дать современная ему война, — о славе, которой награждает себя мальчик в собственных снах, сокрытых даже от его ближайших друзей. Ней, вероятно, был бы согласен всю жизнь прожить на жалованье рядового, лишь бы его прославляли как человека, выигравшего для Франции не одну битву, а общество знало бы как военачальника, идущего в бой на десять шагов впереди самого быстрого из его солдат. Бесстрашный, горячий, резко реагирующий на обиду, но столь же быстро прощающий все, кроме оскорблений, задевающих честь, Мишель Ней — это квинтэссенция всего того, что составляет легенду о Наполеоне. Когда через двадцать шесть лет он умирал одним декабрьским утром спиной к стене, с ним умирал дух Империи, и люди, которые, звеня саблями, пролетели пол-Европы вслед за одним склонным к полноте неутомимым корсиканским авантюристом, переходили из жизни в сагу, подобную тем, которые менестрели распевали в застланных камышом залах тысячу лет назад.

Из всех рядовых республиканской армии, которым судьба предназначила высокий ранг маршала, Ней был, видимо, самым скромным. Иоахим Мюрат, девятый и последний из рядовых, мог бы сравниться храбростью с Неем, но даже самый горячий его поклонник никогда не назвал бы Мюрата, который в плане карьеры превзошел всех своих сотоварищей, человеком скромным, способным оставаться в тени.

Сын трактирщика из Кагора, то есть из Гаскони, Мюрат обладал всеми характерными особенностями гасконца и с возрастом не отделался ни от одной из них, даже став королем. Юношей он слыл дерзким, тщеславным, отважным и крайне ненадежным. Уже став мужчиной, которому было суждено войти в историю в качестве самого знаменитого со времен Руперта Рейнского командира кавалерии как рода войск, он сохранил все эти качества до самой смерти.