Маршалы Наполеона

Весной 1793 г. в — «послужной список» Даву попадает участие в боях в Сен-Аманском лесу, обороне укрепленного лагеря в Фамаре, командование арьергардом отступавшей французской армии, во время которого ему пришлось выдерживать по 30–40 стычек в день с войсками противника. Однако с течением времени для Луи Николя куда более опасным становится не поле боя, а разговоры по душам с сослуживцами. Как-то раз, в конце апреля 1793 г., командующий Армией Севера генерал Дампьерр пригласил его на обед. Во время возникшей за столом беседы Даву крайне неодобрительно отозвался о якобинцах, а также об их вождях — Робеспьере и Марате. Относительно их политических оппонентов, жирондистов, он, напротив, был самого высокого мнения. Случилось так, что на том же самом обеде, где велись эти речи, присутствовали два осведомителя военного министра, поинтересовавшиеся у Даву, почему он так критикует якобинцев. Явно провоцируя его на откровенный разговор, они «внезапно» вспомнили о том, что еще в 1790 г. не кто иной, как Марат и Робеспьер выступили в его защиту, когда полковое начальство попыталось с ним «разобраться» за его чересчур радикальные взгляды. Удар был рассчитан верно. Что значили эти слова, как не прямое обвинение Даву в неблагодарности?

Луи Николя пришлось объясниться. «Тогда, — сказал он, — я отказался служить планам короля, который был моим благодетелем. Теперь по той же самой причине я отказываюсь идти на службу к якобинцам и поддерживать их планы, которые представляются мне гибельными»^{243}. По мнению одного из биографов Даву, именно с этим неосторожным признанием был связан его перевод из Армии Севера в так называемую Армию Запада, совершившийся в начале июля 1793 г.^{244} Мнение это, однако, не кажется сколько-нибудь обоснованным. Уже сам срок, прошедший между откровенным разговором и решением направить Даву в Армию Запада (два с лишним месяца), делает такое предположение неправдоподобным. К тому же вряд ли в этом случае можно будет разумно объяснить, почему «опальный» Луи Николя тогда же, в начале июля, был повышен в звании, получив чин бригадного генерала.

По-видимому, вопрос о том, почему Даву был переведен из армии Севера в Армию Запада, проще поставить, нежели ответить на него, не прибегая ради этого к очевидным натяжкам.

В Армии Запада Даву попадает под начало генерала Ла Барольера — военачальника, довольно скромно наделенного полководческими талантами. Возможно, как раз по поводу генералов вроде Ла Барольера однажды, выступая в Конвенте, Робеспьер раздраженно заметил: «Дал бы бог, чтобы нашими армиями так хорошо руководили, как руководят армиями мятежников!»^{245} Пожелания пожеланиями, но тогда, летом 1793 г., мятежники Вандеи[95] и в самом деле сражаются гораздо успешнее своих противников-республиканцев. После разгрома вандейцами республиканских войск при Вьере (18 июля 1793 г.) Даву с небольшим отрядом кавалерии прикрывал их беспорядочное бегство, проявив полнейшее самообладание и мужество. Распорядительность и отвага этого низкорослого, склонного к полноте и рано начавшего лысеть бригадного генерала обращает на себя внимание командования армией. Не проходит и двух недель после битвы при Вьере, как Даву получает новое повышение — чин дивизионного генерала и приказ возвратиться в Армию Севера.

Но вместо того, чтобы отправиться к месту нового назначения, Даву едет в Париж — этот больше чем город, больше чем столица: «Ватикан разума», как несколько театрально, но точно назвал его еще в 1792 г. «гражданин мира» барон Клоотс. Впрочем, в Париж Луи Николя влечет не праздное любопытство. Он приезжает туда с вполне определенной целью — отказаться от присвоенного ему 30 июля 1793 г. звания дивизионного генерала. Даву мотивирует свой отказ от очередного повышения своей молодостью (ему действительно только-только исполнилось 23 года), а также своей малой опытностью в делах. Дальше — больше. 29 августа 1793 г. Даву подает прошение об отставке и приказом военного министра Бушотта увольняется из армии.

Многие биографы Даву объясняют его уход нежеланием генерала служить в армии, полностью контролируемой якобинскими комиссарами, фанатичными приверженцами «системы террора» — кровавого детища революции. Испытывая ненависть и отвращение к «узаконенной расправе» на государственном уровне со всеми «отступниками», не разделяющими идеалов монтаньяров, Даву предпочел уйти в отставку и не участвовать в совершающемся в стране преступлении^{246}. Возможно, недолгий, но незабываемый «опыт» участия в гражданской войне на западе, в Вандее, побудил Луи Николя сделать этот решительный и, добавим, небезопасный шаг…

Наряду с первым объяснением того, почему Даву оставил армейскую службу в 1793 г., существует еще и другое. Согласно ему не Луи Николя по собственной инициативе покинул армию, а он был из нее исключен вследствие его аристократического происхождения^{247}.