Маршалы Наполеона

Уже тогда, в середине 90-х, обращает на себя внимание одна из черт, присущих Бернадоту-военачальнику: он никогда не бросает своих солдат в бой очертя голову. В иных случаях он склонен промедлить, проявив даже нечто вроде нерешительности. Порой он не отваживается ввязываться в чересчур рискованное предприятие. Это, конечно, вовсе не свидетельствует об отсутствии у него личного мужества. Напротив, в пылу сражения, он — всегда на виду, всегда в самой гуще боя. 21 августа 1796 г., во время отступления Самбро-Маасской армии, в стычке под Дейнингом, Бернадот получает рану пикой в голову. «Не будь у меня шляпы, — пишет он брату, — я бы погиб». Таким образом, если Жан Батист и «не решается» на какой-нибудь слишком «лихой» маневр, то причиной тому вовсе не забота о собственной безопасности, а мысли о судьбе вверенных ему солдат. Может быть, именно эта черта характера Бернадота гораздо больше, чем иные его качества, снискала ему любовь и уважение тех, кому пришлось сражаться под его началом.

Когда Журдан неосмотрительно собирается дать бой австрийцам под Вюрцбургом (в сентябре 1796 г.), Бернадот и Клебер, предвидевшие его пагубные последствия, пытаются уговорить главнокомандующего переменить свое решение. Журдан упрямо отказывается прислушаться к их советам. Бернадот, сказавшись больным, не участвует в сражении, закончившемся разгромом французской армии. Вскоре после этого он возвращается к своей дивизии. «Солдаты, — вспоминал один из штабных офицеров Бернадота, — встретили его (своего командира) с радостью, как будто вернувшегося назад отца, а офицеры куда более прохладно, так как он оставил их одних в решающий момент»^{22}.

Генерал Бернадот

Осенью 1796 г., когда положение дел на Рейне для французов несколько улучшилось, Бернадот был назначен военным комендантом занятого республиканскими войсками Кобленца. На этом посту он пробыл, однако, недолго. Уже в январе следующего года Бернадот получил новое назначение. Ему с 20-тысячным отрядом предстояло срочно идти в Италию на соединение с армией генерала Бонапарта. «Генерал-майор Бернадот, командующий войсками, направленными к вам из Самбро-Маасской армии, — извещала Наполеона Директория[17], — уже заслужил наше одобрение… Мы надеемся, что у вас будет возможность сообщить благоприятные известия о его службе…». В феврале 1797 г., совершив со своими солдатами переход через Мон-Сенис, Бернадот появился в Пьемонте. Находившийся там в это время роялистский агент[18], не скрывая своего изумления, писал: «Прекрасные молодые люди… из Кобленца… шли в наступление как на праздник… неутомимо… прошагав весь Пьемонт без того, чтобы доставить жителям какое-либо беспокойство или причинить хоть малейший ущерб…». 22 февраля 1797 г. отряд Бернадота прибыл в Милан — столицу Ломбардии. Командующий Итальянской армией находился в это время в Анконе, в 260 милях от Милана. Вместо него Бернадота встретил военный комендант города — полковник Доминик Дюпюи, передавший Жану Батисту записочку Бонапарта, в которой главнокомандующий извещал, что «он жаждет лично познакомиться с генералом Бернадотом». На этом любезности, однако, и закончились. Как только речь зашла о размещении солдат Бернадота в Милане, Дюпюи не нашел ничего лучше, как предложить им в качестве казармы заброшенный монастырь, где раньше содержались пленные австрийцы. Загаженные помещения с охапками грязного сена на полу… При этом комендант издевательски заметил, что казармы, хорошие для «граждан» Итальянской армии, хороши и для «господ» Рейнской армии^{23}. Друг и протеже начальника штаба Итальянской армии генерала Бертье, Дюпюи явно «перегнул палку». Взбешенный Бернадот немедленно посадил полковника Дюпюи под арест. Правда, высокие покровители не дали его в обиду, и вскоре от Наполеона к Бернадоту прибыло «нравоучительное» письмо за подписью Бертье…

Генерал Бонапарт

Впервые Бернадот и Наполеон встретились 3 марта 1797 г. в местечке Ла Фаворита, близ Мантуи. «Он (Бонапарт. — А. Е.), — вспоминал впоследствии Бернадот, — принял меня очень хорошо. Я увидел молодого человека лет 25–26[19], который старательно делал вид, что ему пятьдесят, и мне показалось, что это не предвещает ничего хорошего Республике»^{24}. Впрочем, Наполеону Бернадот тоже не понравился. С нескрываемым презрением он говорил о «вычурности речи» Бернадота, столь свойственной пылким южанам. Заметив, что у Жана Батиста голова француза, Бонапарт тут же добавил, что зато сердце у него как у римлянина. При всем известном пренебрежительном отношении Наполеона к итальянцам, в подобных словах командующего было мало лестного. «Генерал-плебей» пришелся явно не ко двору в Итальянской армии Бонапарта. Правда, тот же Наполеон совершенно по-иному охарактеризовал войска, пришедшие с Рейна: «Прекрасные войска, в превосходном состоянии и отлично дисциплинированные».