Время, проведенное Неем в Монтрейльском лагере, не пропало для него даром. Он многое узнал, многому научился, тем более, что с 1804 г. нашел для себя отличного учителя. Им стал швейцарец по национальности Антуан-Анри Жомини, впоследствии известнейший военный теоретик, историк, автор ряда классических трудов по военному искусству, человек удивительного таланта и проницательности. По мнению одного из биографов Нея, в Монтрейльском лагере и в последующие годы Жомини очень сильно повлиял на своего патрона в плане разъяснения ему важнейших правил наполеоновской стратегии и тактики{456}
. Тщательно изучив опыт войн Фридриха Великого и Итальянской кампании 1796/97 гг., полковник Жомини превосходно понял сущность стратегии Наполеона, даже, как замечает Питер Янг, «куда лучше, чем большинство маршалов (Первой империи)»{457}. Результатом глубокого осмысления опыта войн Нового времени явилось обширное, многотомное сочинение Жомини[164], ставшее по сути учебником военного искусства — «Traité des grandes opérations militaires» («Трактат о великих военных операциях»). Мишель Ней был одним из первых читателей книги еще в ту пору, когда она представляла собой лишь весьма объемистую рукопись. Замечательно, что в отличие от других своих коллег, вроде Мюрата, не пожелавших взять в руки сочинения Жомини, Ней не только с большим интересом его прочел, но и ссудил автора деньгами для того, чтобы оно было издано. Любопытно, что, когда книга Жомини вышла в свет, Наполеон, ознакомившись с ее содержанием, обеспокоено заметил: «Эта книга позволит моим врагам узнать мою систему военных операций!»{458}.На протяжении десяти последующих лет швейцарец Жомини будет неразлучен с Неем. Он будет сопровождать его в походах, вести его личную канцелярию, подготавливать приказы по корпусу, фактически со временем превратившись в начальника его штаба. Между высокообразованным уроженцем Швейцарии и сыном лотарингского бочара с более чем скромным интеллектуальным уровнем установятся близкие, доверительные, дружеские отношения. Причем, несмотря на разницу в военной иерархии и в возрасте (Жомини был десятью годами моложе Нея), в этом тандеме роль учителя, ментора, безусловно, принадлежала Жомини.
Между тем, пока Ней командует Монтрейльским лагерем и штудирует книги по военной теории, во Франции происходят большие перемены. Вслед за установлением в стране пожизненного консульства (летом 1802 г.), Наполеон делает следующий шаг: весной 1804 г. Франция провозглашается империей, а первый консул становится императором французов. Ave, Caesar![165]
Почти одновременно с провозглашением империи Наполеон восстанавливает в армии звание маршала, существовавшее во Франции с XI века, но отмененное в годы революции. В частном разговоре с Редерером[166]
он, очевидно, совершенно искренне признается своему собеседнику в том, что, возведя своих боевых товарищей в чин маршалов империи, он надеется тем самым упрочить свое собственное положение{459}.В списке французских генералов, представленных к званию маршалов империи, фамилия Нея значилась одиннадцатой по счету{460}
. Был ли сын бочара из Саррлуи «очарован» своим новым, звучным титулом? Вряд ли. Человек, проведший чуть не двадцать лет жизни в казарме и на бивуаке, Мишель Ней был начисто лишен мелочного и глупого тщеславия, превыше всего на свете ценя военную славу. Богатство, отличия для него почти ничего не значили. «Его единственным… убеждением было то, что солдат должен пасть на поле боя и что те воины, которые умирают в своих постелях, — не настоящие солдаты… Для Нея существовал лишь один бог — бог войны»{461}. Он искренне не понимал, как можно кичиться знатностью происхождения и чинами. Как-то раз, услышав рассуждения своих адъютантов, похвалявшихся друг перед другом родовитостью своих семей, он перебил их, заметив: «Господа, я — гораздо счастливее вас: я ничего не получил от своей семьи и считал себя богачом, когда в Меце у меня на столе лежали две буханки хлеба»{462}.