Марсиане

Квартирка была совсем крошечной. Ее выгородили при капремонте, и хотя все здесь было, что положено в отдельной квартире, но какое–то жутко непропорциональное. В коридоре, упиравшемся прямо в кухню, помещалась, кроме дверей, только небольшая вешалка да табуретка. Зато на четыре с половиной метра — бесконечная при такой тесноте высь — возносились стены, и, чтобы увидеть потолок, приходилось запрокидывать голову. Поэтому в коридоре всегда было сумрачно и холодно.

«Как будто на дне колодца...» — подумала Таня и, опустившись на табуретку, вытащила из сумочки зеркальце. Замерла, пытливо вглядываясь в свое отражение.

Нет… Хотя и защипало и уголках глаз, но тушь не потекла, и вообще, Таня совсем даже и не постарела за годы замужества. Даже похорошела за эти два года. И клипсы под малахит, которые она купила вчера у Машки, просто замечательно подходят к цвету глаз, напрасно она переживала, что потратила пятнадцать рублей. К тому же… К тому же у нее ведь есть зеленое платьице, и если…

Таня торопливо вернулась в комнату.

Муж по–прежнему сидел за столом, склонившись над книгами.

Таня плотно сжала губы и полезла в шкаф.

— Ты идешь куда–нибудь? — не поднимая головы, спросил муж.

— Да… — натягивая зеленое платьице, ответила Таня. — Ухожу.

— Надолго?

Таня покрутилась перед зеркалом. Хорошо, что хоть здесь, в комнате, есть зеркало, в котором можно увидеть себя целиком. Тем более, что платьице и в самом деле очень идет ей.

— Ты что–то спросил? — вытаскивая коробку с туфлями, спросила она.

— Я спрашиваю: ты надолго уходишь? — Сева внимательно смотрел на нее.

— Не знаю… — Таня действительно не знала. Не знала этого и красивая длинноногая женщина, отраженная в зеркале.

— Не знаешь?!

— Не знаю… — Таня подмигнула женщине и не спеша отвернулась. — Не знаю, Севочка. Не знаю, милый…

И вот уже мягко щелкнул за ее спиною дверной замок, Таня сбежала, постукивая каблучками по ступенькам, и, шагнув в уличную теплынь, неторопливо направилась к проспекту, залитому радужным апельсиновым светом…

Уже схлынула дневная суета. Тихие августовские сумерки мягко спустились на город. Из–за деревьев скверика доносилась музыка. Там, в густых сумерках, светились огоньки сигарет, белели платья женщин, слышались мужские голоса. Таня шла по своей улице и заглядывала в окна домов. Везде совершалась своя, непохожая на Танину жизнь, и Тане было грустно, что из всего множества жизней она выбрала ту, которая теперь у нее есть.

Легкая грусть, скользнувшая по ее лицу, очень шла и к зеленому платьицу, и к клипсам под малахит, купленным по дешевке у Машки. Проходя мимо темной витрины «Канцтоваров». Таня лишний раз убедилась в этом. Стройная молодая женщина задумчиво смотрела на нее. Таня поправила волосы и отвернулась от витрины.

Возле фонаря стоял пожилой лысоватый мужчина и, удерживая в руке поводок, ждал свою рыжую, обнюхивающую столб колли. Мужчина внимательно и по–мужски смотрел на Таню. Таня улыбнулась ему и, чуть покачиваясь, прошла мимо. Уже совсем рядом был большой, залитый апельсиновым светом проспект. Здесь праздничными, нарядными огнями проступали из сумерек вывески магазинов и кафе, разноцветные огни падали на лица людей, на их одежду, выхватывая на мгновение всего человека из вечерней толчеи проспекта. Все вместе и каждый по отдельности — прохожие были красивы, у каждого была своя, непохожая на Танину и, наверное, более счастливая жизнь.

Таня сама не заметила, как остановилась у ярко освещенной витрины, рассматривая прохожих. Она задумалась и поэтому не сразу услышала обращенные к ней слова.

— Дэвушка! — настойчиво повторил восточный мужчина. — Нэ скажетэ, сколько врэмени, дэвушка?

Таня только теперь оглядела мужчину. В кроссовках «Адидас», в белых штанах, в оранжевой рубахе, полурасстегнутой на волосатой груди, он бесцеремонно разглядывал ее.

— Не знаю! — резко сказала Таня. Ей не понравились глаза мужчины — нагловатые, шарящие.

— Дэвушка! — мужчина двинулся следом за Таней. — Я ведь тэбя зачэм про врэмя спрашиваю. Пойдем в кафе, покушаешь, если врэмени есть.

Таня ускорила шаг, но мужчина не отставал.

— Слушай, куда торопишься, а? Я вэдь по–хорошему предлагаю. Нэ хочешь в кафе, пойдем в ресторан, там будешь кушать!

И мужчина схватил Таню за руку. Таня услышала его разогретое алкоголем дыхание и испугалась.

— Пустите! — закричала она, пытаясь вырвать руку, но мужчина крепко и больно сжимал ее.

— А ну отпусти человека! — раздался рядом уверенный голос, и пальцы восточного мужичка чуть разжались Таня вырвала руку. Возле нее стоял молодой высокий парень и насмешливо смотрел на Таниного преследователя.

— А чего она тогда выставилась там? — возмутился восточный мужичок. — Разве хороший дэвушка будет стоять в таком месте?

— А ну! Вали отсюда! — спокойно сказал парень. — Я тебя сейчас так сделаю, что завтра на базаре не апельсинами, а фингалами торговать придется!

— Ну, ты! Ты! — выкрикнул мужичок, но тут же сник, когда парень двинулся на него. — Ну чэго! Чэго ты?! — забормотал он, торопливо пятясь.