Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики

Но вскоре юноша забыл о неисправном компьютере, о семье, даже о самом пирате. Маневры рейдера стали всего лишь потоком поступающих на терминал данных, превратившись в задачу, которую обучен был решать. Его напарник вскочил в другое кресло и пристегнулся ремнями, когда еще не успел отзвучать сигнал боевой тревоги. Торби не слышал ответов напарника и даже не заметил, когда звон умолк. Вскоре в компьютерную ворвался Джери, присланный капитаном; но Торби и его не заметил. Джери вытянул из кресла стажера, уселся в него сам и, заметив, что включен терминал Торби, даже не прикоснулся к переключателю. Не говоря ни слова, он взглянул на настройки Торби и начал прорабатывать альтернативные решения, готовый подключиться сразу после того, как Торби запустит ракету, чтобы тут же выстрелить еще раз. Торби по-прежнему ничего не замечал.

Внезапно динамик заговорил низким голосом капитана Краузы:

– Стрелок правого борта… вам нужно помочь маневром?

Торби не слушал. Джери посмотрел на него и ответил:

– Не советую, капитан.

– Очень хорошо.

Старший стрелок левого борта, грубо нарушая требования устава, примчался в компьютерную и, утирая пот со лба, наблюдал за безмолвным поединком. Торби его не замечал. Для него в этот момент существовали только рукоятки, клавиши и кнопки, ставшие продолжением его собственной нервной системы. И даже когда ему нестерпимо захотелось чихнуть, Торби подавил это желание, даже сам того не заметив.

Сверившись с последними данными, он ввел тончайшие поправки, автоматическим движением нащупал кнопку и отдал команду запустить ракету в момент достижения расчетной кривой максимума. Двумя секундами позже атомная ракета покинула пусковую шахту и легла на курс.

Джери потянулся к переключателю, но его рука замерла на полпути; Торби отчаянно застучал по клавишам, запуская вторую ракету по траектории, вычисленной с поправкой на возможное выключение целью двигателей. Затем поток данных прервался; корабль ослеп: его коснулся парализующий луч.

Последующий анализ показал, что луч действовал семьдесят одну секунду. Джери пришел в себя, когда луч исчез; он увидел, как Торби ошеломленно осмотрел свой терминал и вновь начал лихорадочно действовать, подготавливая очередной пуск в соответствии с последними полученными им данными.

Джери положил ему на плечо руку:

– Бой окончен, Торби.

– Что?

– Ты накрыл его. Отличный выстрел. Мата могла бы гордиться тобой.

Ослепшие «глаза» корабля ремонтировали целый день, а тем временем капитан продолжал разгон: ничего другого ему не оставалось делать. Наконец «Сису» вновь обрел зрение и двумя днями позже благополучно нырнул в безопасный мрак многомерного пространства. Этим же вечером в честь Торби был дан обед.

Бабушка произнесла обычную речь, вознеся благодарственную молитву за спасение семьи. И не кто иной, как сын «Сису», ныне сидящий рядом с ней, был орудием счастливого, но совершенно заслуженного избавления. Затем старший офицер вновь откинулась на подушки и приступила к еде; ей прислуживала невестка.

Торби не радовала выпавшая на его долю честь. Он с трудом припоминал ход поединка, и ему казалось, что его чествуют по ошибке. Он долгое время провел в полузабытьи, и лишь теперь к нему вновь возвращалось понимание происходящего и заработало его воображение.

Он понимал, что это были всего лишь пираты. Пираты и работорговцы, они пытались захватить «Сису» и продать в рабство семью. Сколько Торби помнил себя, он ненавидел работорговцев – не просто безликий институт рабства, а именно работорговцев он ненавидел с младых ногтей, еще до того, как узнал это слово.

Он был уверен, что папа одобрил бы его; он знал, что тот при всей его мягкости укоротил бы всех работорговцев в Галактике, не проронив и слезинки.

И тем не менее Торби не чувствовал себя счастливым. Он продолжал думать о живом корабле, на который вдруг обрушилась смерть, превратив его в сгусток излучения. Он посмотрел на свой указательный палец и задумался. Его занимала извечная дилемма, которая преследует всех людей с несложившейся системой ценностей, людей, едящих мясо, но предпочитающих, чтобы туши свежевал кто-нибудь другой.

Трое суток перед званым обедом Торби не спал, и это было по нему видно. Он начал нехотя ковыряться в еде.

Проглотив очередной кусок, он вдруг заметил, что на него внимательно смотрит бабушка. Торби поперхнулся, забрызгав парадную куртку.

– Что с тобой? Уснул? – сердито заговорила старший помощник.

– Ох, извините, бабушка. Вы что-то мне говорили?

Торби уловил предостерегающий взгляд матери, но было уже поздно. Бабушка насупилась:

– Это я жду, когда ты мне что-нибудь скажешь.

– Да, да… сегодня чудесный день…

– Не вижу в нем ничего особенного. Видишь ли, в космосе редко бывает плохая погода.

– Я хотел сказать, что у нас отличный обед. Просто прекрасный. Спасибо вам за то, что устроили его, бабушка.

– Это уже лучше. Не забывайте, молодой человек: когда джентльмен обедает с дамой, он должен поддерживать приятную беседу. Может быть, у фраки это и не принято, но Народ соблюдает это правило неукоснительно.

– Да, бабушка. Благодарю вас, бабушка.