– Может, ты забыла доктора Филипса с мистером Бертоном, их богатые дома и ту лачужку, где жили моя мама-прачка и отец, который батрачил на них до старости? И какова была благодарность? Они его вздернули!.. Но теперь все иначе. Теперь наш черед принимать законы и решать, над кем учинять расправу, кому ездить в конце вагона и кому сидеть на галерке. Да, вот увидишь.
– Вилли, дорогой, ты накличешь беду.
– Я не один такой. Каждый готовился к этому дню, но думал, что он никогда не настанет. Все гадали, что же случится, когда белые люди все-таки прилетят на Марс? Но вот – случилось, и нам нельзя прятаться.
– Ты не хочешь пускать к нам белых людей?
– Почему? Хочу. – Улыбка Вилли была похожа на оскал, а в глазах горела злоба. – Пускай прилетают, селятся и работают тут, почему нет? Мы многого не просим: пусть лишь согласятся жить в гетто и трущобах, пусть чистят нам обувь, метут мусор и сидят на галерке. Всего-то. А раз в неделю мы будем вешать по парочке.
– В тебе говорит не человек, а зверь. Мне это не нравится.
– Привыкай.
Вилли затормозил перед домом и выскочил из машины.
– Нужно найти оружие и моток веревки. Пусть все будет как надо.
– Вилли, остановись! – умоляла Хэтти, однако он уже взбежал по ступенькам и хлопнул входной дверью.
Хотелось остаться в машине, пока он, сыпля проклятиями, переворачивает чердак, но она все-таки пошла следом. Наконец оружие нашлось. Металл хищно блеснул в темном проеме, но мужа было не разглядеть – черного человека на черном чердаке. Наконец на лестнице показались длинные ноги, припорошенные пылью. Вилли спустил несколько коробок с патронами, продул стволы и зарядил. Он глядел сурово и напряженно, снедаемый изнутри злостью.
– Оставьте нас в покое! – приговаривал он, грозя кулаком кому-то невидимому. – Ну почему они, черт их дери, не оставят нас в покое?!
– Вилли, Вилли!..
– И ты, ты тоже!..
И он устремил такой же взор на жену; ее обдало жаром ненависти.
А за окном мальчишки лопотали между собой:
– Белый, как молоко. Как молоко, она сказала!
– Белый, как этот засохший цветок! Видишь?
– Белый, как камень – как мелок, которым можно рисовать.
Вилли выскочил во двор.
– Дети, живо внутрь, я вас запру. Никакого вам белого человека. Сидите тут и только попробуйте пикнуть.
– Папа…
– Я сказал: живо!
Вилли затолкнул их в дом, принес банку краски и трафарет, откопал в гараже моток толстой веревки, из которой не глядя сплел висельную петлю. Все это время он не сводил глаз с неба.
Потом усадил жену в машину и, вздымая клубы пыли, помчался по улицам.
– Вилли, помедленнее.
– Медлить нельзя, – ответил он. – Надо спешить, каждая минута на счету.
По дороге им попадались люди: кто смотрел в небо, кто садился в машину, а кто уже ехал. Из некоторых автомобилей торчали стволы, как телескопы, которые выискивают, какому еще злу во Вселенной положить конец.
– Это ты всех подговорил, – обвиняющим тоном произнесла Хэтти.
– Да, я, – буркнул муж и кивнул, напряженно уставившись на дорогу. – Я заехал в каждый дом и сказал всем, что делать: взять оружие, краску, веревки и ждать сигнала. Теперь мы готовы к встрече. Ключ от города? Как пожелаете, сэр!
Хэтти сложила узкие черные ладони в молитвенном жесте, чтобы отогнать переполнявший ее ужас. Они лавировали между другими автомобилями, водители которых то и дело кричали: «Эй, Вилли, погляди!» – и, широко улыбаясь, демонстрировали веревки и ружья, а затем проносились мимо.
Вилли затормозил посреди пыльного пустыря.
– Приехали, – сказал он, открыл ногой дверь и, волоча оружие за собой, зашагал по космодрому.
– Вилли, ты точно решил?
– Я ждал этого двадцать лет. Мне было шестнадцать, когда я улетел с Земли, и улетел с радостью, – ответил он. – Меня, да и тебя, и кого бы то ни было из нас там ничего не держало. До сих пор я ни разу не пожалел. Здесь мы обрели мир и покой, впервые вздохнули полной грудью… Все, пошли.
Он начал протискиваться сквозь черную толпу, обступавшую его.
– Вилли! Вилли, что дальше? – сыпались вопросы.
– Вот ружье, бери, – отвечал он с резким тычком. – Вот еще одно. Вот пистолет. А вот дробовик.
Народ обступил его так плотно, что казался одним черным туловищем с тысячей рук. Каждый тянулся за оружием с криком: «Вилли, мне! И мне, Вилли!»
Хэтти стояла рядом, прямая и молчаливая, плотно сжав пересохшие губы.
– Принеси краску! – велел он жене.
И она притащила банку желтой краски. На космодром как раз въезжал трамвай, у которого впереди висела свежая табличка: «ДО МЕСТА ПОСАДКИ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА». Внутри было полно людей. Весело переговариваясь, они вышли из трамвая и побежали по пустырю, спотыкаясь, но под ноги не глядя. Женщины несли корзинки с едой, мужчины были в рубашках с закатанными рукавами и соломенных шляпах. Трамвай остался стоять, тихо гудя. Вилли забрался в вагон, поставил краску на пол, открыл, размешал, макнул туда кисточку, взял трафарет и влез на сиденье.
За спиной, гремя монетницей, вырос кондуктор.
– Эй! А ну слезай! Ты чего это удумал?
– Сам не видишь? Расслабься!