– Мы стерли с лица Земли Натчез…
Перешептывание.
– …затем Коламбус в Джорджии…
Снова перешептывание.
– …сожгли Новый Орлеан…
Вздох.
– …и Атланту…
Еще один.
– …и от Гринуотера в Алабаме ничего не осталось.
Вилли Джонсон вскинул голову, приоткрыл рот, в глазах у него мелькнул огонек узнавания. От Хэтти это не ускользнуло.
– Ничего не осталось, – медленно повторил старик. – Хлопковые плантации – сгорели.
Толпа выдохнула.
– Хлопкопрядильные фабрики – взорваны.
И снова.
– Фабрики радиоактивны. Все радиоактивно. Дороги, фермы, поля и все остальное.
И он продолжил перечислять города и деревни:
– Тампа.
– Так я ж оттуда, – прошептал кто-то.
– Фултон.
– А я – оттуда, – произнес кто-то еще.
– Мемфис.
– Мемфис?! – воскликнули из толпы. – Его тоже сожгли?!
– Взорвали.
– И даже Четвертую стрит?
– Целиком, – ответил старик.
Народ зашевелился. Проснулись воспоминания двадцатилетней давности. Города и деревни, парки и здания, вывески, церквушки и магазины за углом – все всплыло в памяти собравшихся. Каждое название находило у кого-нибудь отклик, и каждый, кто еще видел все это, вспоминал прошлое. За исключением детей.
– Ларедо.
– Я помню Ларедо.
– Нью-Йорк.
– Я держал магазинчик в Гарлеме.
– Гарлем разбомблен.
Разбомблен – какое страшное слово. Знакомые, памятные места – в руинах. Как такое можно представить?
– Гринуотер в Алабаме, – пробормотал Вилли Джонсон. – Я там родился. Я помню.
Ничего не осталось. Ничего. Так сказал этот человек.
– И вот мы взорвали и уничтожили все. Глупцы тогда – глупцы и теперь, – продолжал тем временем старик. – Миллиарды погибли. На всей Земле сейчас наберется не больше полумиллиона человек всех рас и народов. Из обломков нам удалось наскрести металла всего на одну ракету – вот она. Именно на ней мы за месяц долетели до Марса просить у вас помощи.
Он замолчал, пытаясь разглядеть какую-то реакцию на лицах собравшихся, но ничего конкретного не увидел.
Хэтти Джонсон почувствовала, как муж напряг руки и сжал в кулаках веревку.
– Мы – глупцы, – тихо проговорил старик. – Мы погубили цивилизацию и вместе с ней Землю. Города не спасти – они еще лет сто будут радиоактивны. Земле конец, окончательно и бесповоротно. Наша эпоха на ней прошла. У вас остались ракеты, на которых вы покинули Землю двадцать лет назад и с тех пор так и не пытались вернуться. Сегодня я прошу вас снова запустить их. Вернитесь на Землю, заберите выживших и перевезите их на Марс. Помогите нам в эти трудные времена. Мы – глупцы. Перед лицом Господа мы признаем, что были полны злобы и глупости. Мы все: и китайцы, и индийцы, и русские, и британцы, и американцы – просим вас о милосердии. Несчетные века никто не возделывал марсианскую почву. Здесь хватит места всем. Это хорошая почва: я видел ваши поля с высоты. Мы будем обрабатывать и убирать их за вас – для вас. Да, мы готовы даже на это. Делайте с нами что хотите – мы этого заслужили, только прошу, не отрекайтесь от нас. Конечно, я не могу требовать от вас немедленного ответа. Если скажете, чтобы я вернулся в ракету и летел восвояси, то так тому и быть. Больше мы вас не побеспокоим. Но позвольте нам прилететь сюда, и мы будем работать на вас, как вы когда-то: убирать дома, готовить еду, чистить обувь, – и будем вечно молить прощения у Господа за все те беды, которые мы причинили себе, вам и другим.
На этом он закончил.
Повисло вселенское молчание. Такое густое, что его можно было взять в руку; тяжелое, словно грозовые тучи. Черные руки беспомощно повисли, как плети, черные глаза смотрели на старика, а тот не двигался в ожидании чего-то.
Вилли Джонсон перехватил веревку поудобнее. Стоявшие рядом внимательно следили, что будет дальше. Хэтти тоже следила, сжимая мужу локоть.
Она хотела проникнуть в средоточие их ненависти и отыскать слабое место, а затем расшатать тот камешек или кирпичик, на котором все держится, и тогда крепость с грохотом рухнет. Она и так уже шатается. Но где же этот кирпичик и как к нему подобраться? Как достучаться до них и прекратить эту вражду?
В наступившей тишине она посмотрела на Вилли. Да ведь это он подтолкнул всех к этому, своею жизнью, своей обидой, а значит, он и есть тот самый кирпичик. Стоит его расшатать, тогда остальным не за что будет держаться, и все благополучно разрешится – так просто, оказывается.
Хэтти вышла из толпы навстречу белому человеку.
– Мистер?.. – Она не знала, с чего начать. Сотни глаз уставились на нее; она чувствовала это спиной. – Мистер?..
Белый человек устало улыбнулся.
– Мистер, – сказала она, – вы знаете, что сталось с холмом Ноквуд в Гринуотере?
Старик обратился к кому-то внутри ракеты. Через минуту ему подали распечатанный снимок, который он молча протянул Хэтти.
– Там на вершине еще был раскидистый дуб. Вы знаете, что с ним?
Раскидистый дуб. Под ним застрелили отца Вилли, а затем повесили; наутро все увидели, как он болтается на ветвях.
– Да.
– Он по-прежнему там? – спросила Хэтти.
– Его больше нет, – ответил старик. – Взорван. Ни холма, ни дуба, ничего не осталось. Вот, видите? – Он ткнул в снимок.
Вилли выбежал вперед и вырвал распечатку у него из рук.
– Дайте я взгляну.