Марта

Анна Соболевская Марта

I

Чуть тронутые ржавчиной диски 300-го Мерседеса поднимали пыль неровной дороги Ленинградской области. Десятилетняя иномарка небесно-голубого цвета с остатками блеска на кузове сильно выбивалась из общего ансамбля, который в основном состоял из жигулей тусклых оттенков и покосившихся крыш деревянных домов. Низкое вечернее солнце и насыщенная августовская зелень делали этот грустный пейзаж красивым. Как будто из вредности, вопреки всему. Старые машины – ну и что. Развалившиеся убогие дома – разве это важно. Угрюмые люди – да всё равно. Здесь всё равно красиво. Девочка на переднем сиденье методично крутила ручку стеклоподъёмника взад-вперёд, то впуская внутрь пыльный дорожный воздух вместе с гулом двигателя, то снова оказываясь в аквариуме вместе с запахом сигарет и бензина. Вместе с ней в этой ловушке оказывалось и солнце, которое никак не могло выпутаться из её длинных непричёсанных светло-русых волос. Кругленькое лицо девочки было хаотично усеяно веснушками. Россыпь мелких точек централизованно селилась на щеках, а особенно жаждущие свободы перебежчики умудрились достичь носа, скул и подбородка. Тёмно-розовые губы были высушены и искусаны, и походили на пятно от малинового варенья на бледном полотне веснушчатой кожи.

За рулём автомобиля сидела женщина с длинными тёмными волосами. Не очень молодая. Некрасивая. Но копна кудрявых волос делала её женственной. Своенравные кудри, выбиваясь, падали на лоб и закрывали лицо. От этого оно делалось загадочным, в него хотелось заглянуть и хорошенько рассмотреть. Хотелось прочитать что-нибудь в её глазах – но только до тех пор, пока они скрыты густыми локонами. Определить на глаз её возраст не представлялось возможным – совсем без макияжа, её лицо казалось довольно молодым, но в то же время очень усталым. Время уже успело сделать на её лице набросок будущих морщин, эскиз старости давал точно представление будущей картины. Ей могло быть и тридцать, и сорок, и кто знает, насколько в тот момент она себя ощущала. Ровные тёмные брови очерчивали глубокие синие глаза, которые, не выражая никаких эмоций, сосредоточенно устремились в даль, выискивая край бесконечной нудной дорожной ленты. Одета женщина была просто и не слишком опрятно: потёртые джинсы и растянутая майка, небрежно оголяющая веснушчатое плечо. Тонкие пальцы с облупившимся чёрным лаком то и дело подносили к пухлым, немного потерявшим цвет и сухим губам сигарету. Гулкий шорох открывающегося и закрывающегося окна будто пронизывал всё её тело электрическим импульсом.

– Хватит, а.

Марта остановилась, оставив окно приоткрытым. Салон автомобиля тут же заполнился оркестром из бессвязных звуков убегающих от них пейзажей. Сигаретный дым растворился и смешался с порывами ветра. Безучастный ко всему взгляд женщины споткнулся о мигающую на приборной панели лампочку: бензин был на исходе. В этот момент в её глазах наконец-таки затеплилась хоть какая-то жизнь.

– Чёртов дирижабль. Сколько можно бензина жрать…

Женщина обречённо прислонила голову к руке, в которой тлела сигарета.

Марта задумалась, пробегая глазами по верхушкам деревьев и обрывкам одинаково старых и уютных деревянных домов. В отличие от матери, её лицо выражало достаточно много. А особенно тонкий и чувствительный человек мог бы прочитать в её огромных серых глазах всё, что чувствует и знает эта девятилетняя девочка. Марта бросила на мать короткий взгляд, затем снова уставилась в окно.

– Зачем тогда мы угнали её у папы? – Марта постаралась придать голосу максимальное безразличие. Но обида всё равно сквозила из каждой буквы, пряталась внутри слова и тут же выныривала обратно на поверхность. Мать никак особенно не отреагировала на громкое обвинение, лишь потёрла лоб и убрала волосы от лица.

– Мы ничего не угоняли. Это взаиморасчёт по алиментам.

Потянувшись к ручке стеклоподъёмника, Марта вспомнила о наложенном вето и начала накручивать прядь своих пшеничных волос на указательный палец. Дойдя до кончика пальца, она принялась раскручивать прядь обратно.

– А что такое взаиморасчёт?

Матери не потребовалось ни секунды на размышления о том, как лучше объяснить ребёнку экономический термин.

– Это когда сорокалетний кретин не в состоянии выполнять свои обязательства. Приходится брать инициативу в свои руки.

Марта прислонила головку к стеклу, закрыла глаза и тихо, ритмично заговорила:

– В городе Тихвин

Жил-был Тихон.

Был он тихим,

Но бегал лихо.

Уехал Тихон,

Остался Тихвин.

И стал он тихим,

Совсем как Тихон.