Марта

“Может, можно немного подождать, не драматизировать” – думала Марта. В конце концов, все эти разговоры, столовые приборы и умение вежливо и лаконично поставить на место собеседника, это просто привычка. А привычка формируется двадцать восемь дней. “Двадцать восемь дней, чёрт. Только один этот вечер длится целую вечность”.

Марте было страшно. Ей вдруг начинало казаться, что её мать возникнет из ниоткуда, усядется между Камиллой и Адрианом и начнёт кричать что-то невнятное, рассказывать про их настоящую жизнь, про прошлое Марты, которое до недавнего времени она и сама почти забыла. Лицо её матери за этим столом прыгало жутковатыми картинками перед Мартой, она пыталась сосредоточиться и контролировать свои мысли, но лицо становилось всё чётче, а слова матери всё разборчивее.

– Франсуа, ты разобрался с чисткой пальто? Помнишь, ты спрашивал на прошлой неделе?…

“Помню, как Марта однажды испачкала подол платья и просто отрезала его”…

– Ты спрашивал моё мнение, мне вообще кажется, что это пальто нужно выбросить…

“Что вы, Марта терпеть не могла учиться – ей не давался ни один предмет, даже физкультура! Она сменила столько школ. А в одной ей даже поставили диагноз – задержка психического развития, представляете?”

Хохочущее лицо матери прыгало между Камиллой и Адрианом, Полем и Анной, проскользнуло между Эленой и Софией и исчезло только после того, как Марта решительно повернулась к Франсуа и прошептала, пронзительным взглядом компенсируя громкость голоса.

– Ты звонишь матери, чтобы спросить, что надеть?

Как-то незаметно подали десерт, затем дижестив, и члены семьи начали рассеиваться по гостиной, распределяясь по интересам или по чувству долга.

Взгляд Марты упал на раритетный дисковый телефон, красовавшийся на деревянном комоде с резными ящичками. Она вдруг почувствовала себя героиней какого-нибудь старого романа о потерянном поколении, запутавшейся в своих ложных надеждах, зависимой от какой-нибудь непреодолимой силы, чего-то ждущей и ничего не значащей. Ей стало трудно дышать, как если в страхе убегаешь, или даже тонешь. Может быть, сейчас самое время прервать этот медленный сон и начать выплывать на поверхность реальной жизни. А может, и нет никакой реальности, и она просто летит как чёртова Алиса в бесконечную дыру.

Марта обернулась, посмотрела по сторонам и поняла, что за столом остались только она и Поль. Он улыбался и смотрел на неё со странной смесью похоти и пренебрежения. Марта коротко улыбнулась в ответ и встала из-за стола. Её внимание привлекла колышущаяся от лёгкого вечернего ветра занавеска. Она нырнула в складки ткани и оказалась на просторной террасе. Вместо того, чтобы просто наслаждаться ароматом цветов, доносящимся из сада Камиллы, смешанным с пряным запахом летнего вечера, Марта про себя рассуждала, была бы она сейчас другим человеком, если бы всю свою жизнь до этого сидела на таких вот террасах, выложенных плиткой с причудливыми узорами, вместо прогнивших крылечек раздолбанных деревянных домов. “Хибарок”, как любовно называла их мать. Марта ненавидела такие слова. Но в запасе у матери их был арсенал. Похоже, где-то у неё был припрятан “словарь идиотских слов”, который Марта мечтала найти и выбросить. Как бы мать назвала эту террасу? Наверное, “уступ”, или “гульбище”. Марта отчётливо услышала эти слова, и её слегка передёрнуло.

– Холодно? – на террасе сидела Анна, и устроившись на мягкой кушетке, курила, изо всех сил стараясь придать своему виду загадочности. Вдыхая, она прищуривала глаза, а выдыхая тёмную струйку дыма, непременно слегка закидывала назад голову. – Добро пожаловать в семью.