Марта из Идар-Оберштайна

Замялся. Потрогал ее сумку и несколько тюльпановых голов. Посмотрел вверх, желая, видимо, заручиться поддержкой Всевышнего, и шепнул на выдохе:

– Спасибо вам!

– За что?

– За моего счастливого сына.

Щеки учительницы обожгло румянцем. В его присутствии с ней происходило нечто странное. Во-первых, менялся голос. Из хорошо поставленного низкого учительского поднимался чуть выше, плавился, будто на солнце или на умеренном огне, и заворачивался в нежность. Она открывала рот и начинала говорить с придыханием. Кроме того, внизу живота все непроизвольно сжималось, мелко подрагивало и пульсировало, как в инфицированной ране. Затевалась некая экзотермическая реакция, в результате которой вырабатывалось тепло и обдавало ее пах чем-то ретивым. Увлажнялось белье. Самое обидное, Анна не могла контролировать происходящее и образумить свое глупое отзывчивое тело. Ее тянуло к Захару, как наркомана к игле или игрока к дверям казино. Мозг мельчал, опускался до уровня жгутиковых и отвечал невпопад:

– Передайте Егору, пусть раньше укладывается спать, а то на пятом уроке клюет носом.

Через два часа у Анны зазвонил телефон, и, хотя номер не определился, она знала, кто на линии. Долгих несколько секунд не решалась отвечать, рассматривая прыгающую трубку. Затем чужим голосом ответила «слушаю» и сделала коленями пружинку.

– Анна, извините, что по телефону, а не с глазу на глаз. Просто происходящее со мной уже выходит из-под контроля и не помещается в грудной полости. Вы, наверное, и сами давно заметили мою симпатию.

Захар помолчал, ожидая ответной реакции. Возможно, бурной радости или всхлипов облегчения, но трубку заполнило студеное молчание. Пришлось мобилизоваться и сделать второй, более мощный рывок:

– Даже не так. Я влюблен в вас. Понимаете? Одержим вами! Черт возьми, я уже двадцать лет женат и воспитываю двух сыновей. Егору всего семь, старшему – семнадцать, и не имею морального права причинять им боль. Вот только что делать с этой невозможной любовью? Мне еще дед когда-то рассказывал, что подобное периодически случается и имеет емкое название «куртуазная любовь». В средневековой Европе схожие чувства испытывали молодые юноши-оруженосцы к женам своих господ, посвятивших их в воинское искусство. Так и у меня. Вы учите моего сына писать пересказы и пользоваться чашечными весами, а я схожу с ума от его учительницы. Самое обидное, при всех возможностях мне нечего вам предложить. Ни ужин в ресторане, ни свидание на крыше, ни прогулки вдоль нашей непрезентабельной реки.

Анна неожиданно перебила:

– Однажды мы с мамой гуляли в парке. Со временем она устала, заскучала, привычно тяготясь моим обществом, и, зевая, уточнила: «Анька, ты нагулялась?» Я кивнула, и мы направились в магазин. Затарились спичками, молоком, кефиром, а когда рассчитывались, я чистосердечно призналась продавщице: «А меня мама нагуляла!»

Захар долго вникал, наконец рассмеялся, а Анна уронила трубку. Та шлепнулась об пол и холопски квакнула. Девушка подняла ее с третьей попытки и с интересом уставилась на треснувшее паутиной стекло. Сделала глубокий вдох и погладила «шиповник» любимого кораллового колье.

– Анна, вы здесь?

Она подошла к зеркалу и не узнала свои глаза. Зрачки расширились и заполнили не принадлежащее им пространство. Вспомнила фразу бабушки Марии: «Самое страшное, что может случиться с женщиной, – это любовь к женатому» – и честно ответила:

– Не знаю.

Забегала из одного угла в другой, свалила две стопки тетрадей и вазон. Попыталась сварить кофе, но залила горячей лавой всю плиту. Бесконечно отбрасывала несуществующую челку со лба, покуда не стукнулась о дверной косяк. Захар настойчиво продолжал:

– Анна, я думаю о вас каждую минуту и рассматриваю фото с Праздника первого звонка. Расспрашиваю Егора об уроках, переменах, вашем настроении. Черт возьми, я влюблен в вас, как мальчишка! Как старшеклассник с намечающимися усами и горлом, дающим петуха. Просыпаюсь в приподнятом настроении. Да что там говорить, я практически перестал спать! Мне хочется петь, писать стихи, катать вас на велосипеде…

Анна напряженно заметила:

– Вы знаете, какой у меня вес? Рама не выдержит.

Захар простонал:

– Сперва я с собой боролся. Удвоил нагрузки в зале. Ушел с головой в работу. Открыл новую кофейню и назвал ее «Анук». Помните, Егор праздновал там свой день рождения, а вы, наверное, даже мысли не допустили, что заведение носит ваше имя, ведь Анук по-французски – Анна. В нем аперитив «Кир» – белое вино со смородиновым соком и «Кир-рояль» (то же самое, но с шампанским) – для вас всегда бесплатно. Жена пристала с расспросами, что да как. Пришлось на ходу сочинять басню о нидерландской певице. Дальше – больше. Потребовал, чтобы кондитеры на хлебобулочном придумали новую булку. Так появился пирог с лимонно-творожной начинкой под названием Nannerl. На немецком – это тоже Анна. Была б моя воля, я бы вашим именем назвал все! Аптеки, отели, ветер, яхту, школу, город, страну…