Марта из Идар-Оберштайна

– Полюбуйтесь, Спартак Иванович, они здесь все такие! Может, объясните, что произошло?

Биолог почесал макушку и нашелся:

– А что тут объяснять? Просто сорт такой!

Анна фыркнула, и он, довольный собой, вышел, бесшумно закрыв входную дверь. Девушка оставалась лежать с зашторенными окнами, тяжелой свинцовой головой, но при этом чувствовала себя прекрасно. Неожиданно дверь снова пришла в движение:

– Ты что-то забыл?

– Да!

– Что?

– Вот это.

Захар наклонился и поцеловал ее в губы.

– Теперь все.

С того предпраздничного вечера началась еще одна куртуазная любовь. Сперва Захар заезжал узнать, как дела, и выпить с учительницей чаю. Затем стал привозить модные книги, фильмы, сливы «мирабель» и «венгерку», крепко запомнив сказанное 1 сентября. Со временем их силы и воля истончились, и молодые люди перебазировались из кухни, прихожей и школьных коридоров на диван.

В тот день Анна задержалась, готовясь к очередному открытому уроку. Захар сидел под дверью и на коленях писал кому-то электронное письмо. Услышав ее шаги, вскочил и пригладил волосы. Вырвал из рук сумку с двумя пачками тетрадей.

– Давно ждешь?

– С двух часов.

– А сейчас сколько?

– Половина пятого.

– Почему не позвонил?

– Я звонил. Ты вне зоны.

– Точно. Отключила во время педсовета…

Анна оживила мобильный, и на дисплее запрыгало сообщение от Константина. Дыхание привычно перехватило, и она закашлялась. Захар заботливо растер ее спину между лопатками, погладил волосы, завитки и даже резинку для волос.

Они прошли вглубь коридора и остановились, прижавшись друг к другу. Захар повернул девушку к себе и поцеловал в аккуратно продырявленную мочку с едва заметной серьгой, в крылья носа и зону декольте. Его руки щелкали пуговицы учительской блузы, как орехи, а она безуспешно пыталась разгадать хитроумность пряжки ремня. Наконец справилась, показалась широкая шелковая резинка и мускулистый живот с косым аппендицитным шрамом. Анна в этот момент взглянула на себя будто со стороны, увидела бюстгалтер и чуть линялые трусы из разных комплектов и свою неидеальную, неспортивную, неподтянутую фигуру. Резко отвадила его ласки, попыталась втянуть живот, но тот даже не шелохнулся. Вспомнила о своих бедрах и ужаснулась. Целлюлит, расползшиеся вены, словно щупальца осьминога, прыщики в подколенных ямках, напоминающие потницу. Учительница схватила простынь, завернулась в нее по шею и скрестила руки на манер баскетбольного судьи, что означало: набранные очки не в счет, а все будущие действия отменяются.

Захар укоризненно покачал головой, как ребенку, отказывающемуся есть полезную гречневую кашу:

– Прекрати. Ты мне нравишься вся. Все твои выемки, выпуклости, объемы. И потом, если женщина умеет получать удовольствие от еды, она стопроцентно будет получать его и от секса.

Зарылся лицом в ее живот и начал головокружительный спуск, покуда не уткнулся в самое жаркое место.

Позже, восстанавливая дыхание и развязывая узлы из рук и ног, Анна, сравнив свое тело с его натянутым и твердым, пошутила:

– «Доктор, а какого я должен быть роста, учитывая имеющийся вес?» – «Метра четыре».

Он закрыл рот поцелуем. Девушка вырвалась из плена губ и опять рассказала анекдот:

– У одного мужчины жена сильно располнела и отправилась к врачу. Вернулась довольная и делится с мужем: «Док сказал, ничего страшного, нужно просто больше двигаться. К примеру, дважды в неделю ходить до Тулы и обратно». Муж присвистнул: «Мань, ты на карту смотрела? До Тулы как до Марса! Может, есть другие способы?» Женщина просияла: «Да, есть. Заниматься сексом пять раз на день». Тот скривился, будто вместо воды хлебнул уксуса, и воскликнул: «Слушай, Марусь, а до Тулы не так и далеко!»

Всякий раз после секса Захар погружался в пятнадцатиминутную дрему, а Анна, не шевелясь, лежала и подсматривала его сновидения. В них планировались важные бумаги, складывались в стены кирпичи, вили гнезда аисты и тянулись истоптанные, изъезженные, изрубцованные грязью и исполосованные телегами дороги с окантовкой из клевера и пырея. Щедро родили сливы, и голос с интонациями ее бабушки напоминал: «Слива себя не хвалит, а дорожка к ней всегда протоптана».

Проснувшись, мужчина вскакивал, нервно озирался и не мог понять, где находится. Рассматривал ее жилище абсолютно диким взглядом. Медленно приходил в себя и обнимал до скрипа шейных позвонков. Заводил еще один хоровод, и тело Анны становилось пластилиновым. Позже делился познаниями, что в студенческие годы в каком-то медицинском журнале прочитал о повышенной чувствительности влагалища полненьких, и даже дедушка Фрейд писал о ненасытном лоне женщин в теле. Анна не могла пошевелиться, продолжая переживать затухающие оргазмические толчки.

С тех пор они встречались трижды в неделю. Обедали, занимались любовью, смотрели фильмы и много разговаривали. Пытались лечить сексом Анину мигрень. В такие дни он ласкал ее замедленно, и это выглядело как занятие йогой или пропаганда движения Slow food[47].