Мартин Скорсезе. Ретроспектива

М: Ну да, «Земля фараонов» и «Большой сон»… То есть фильм-нуар. И он преуспел в каждом из этих жанров, и я бы очень хотел снимать такое… Однако, поставив «Нью-Йорк, Нью-Йорк», я понял, что мне нужно быть очень, очень осторожным в выборе темы, потому что нельзя снимать такие фильмы в один присест, я не смог. Я работал и продолжаю работать немного медленнее, более продуманно, и я понял, что, как бы я ни хотел снять вестерн или сделать настоящий мюзикл с песнями в разгар диалогов, у меня не получится, потому что эти мюзиклы закончились в 1950-х годах: постановки Артура Фрида, фильмы Миннелли, Чарльза Уолтерса и им подобных, Стэнли Донена и Джина Келли. Меня всегда тянуло к более личному материалу, который трогает и заставляет приходить на площадку каждый день и волноваться за то, как это чувство передать на экране. Это процесс отсеивания. У меня ушло пять лет, чтобы проникнуться «Бешеным быком», прежде чем мы с Де Ниро получили очень хороший сценарий от Пола Шредера и стали работать над ним. Пять лет…

Р: Де Ниро наконец принес его и сказал: «Давай сделаем это».

М: Да. Он принес мне идею фильма в 73–74-м году, и я поигрался с ним некоторое время, а потом «Нью-Йорк, Нью-Йорк» провалился, и в Лос-Анджелесе были плохие времена с 76-го по 78-й, и в этот период я много пережил и понял, что нужно вернуться к работе, а он все еще предлагал мне этот проект, и Шредер успел написать сценарий. И тогда я нашел, что мне там нравится. И мы стали его воплощать, и это наше лучшее сотрудничество. Но потом я попробовал еще раз с «Королем комедии». Он попросил меня сделать то же самое. Он сказал: «Давай, давай просто снимем это. Мы можем все отснять в Нью-Йорке, это будет недолго». И хотя мне понравилось снимать, я должен был найти себя во время съемок. Я искал себя в фильме, пока снимал его. Искал причину, по которой я должен быть там каждый день. Еще есть и профессиональное давление; ты приходишь на площадку, потому что туда уже пришли актеры, стоит камера, надо работать. Но мне нужно нечто большее. И в этом фильме это тоже было, но я проходил что-то вроде реабилитации и понял, что все-таки нельзя просто снимать фильмы для друзей. Нужно стараться заниматься тем, чем хочешь ты.

Р: На данном этапе твоей карьеры тебя почитают, уважают, ты знаменит, про тебя пишут книги, присуждают награды, на прошлой неделе тебе вручили юбилейную награду Американского киноинститута за двадцатипятилетие карьеры, и было отмечено, что у тебя нет Оскара. Но у многих есть Оскар, а наградой AFI, как ты упомянул, отмечены Альфред Хичкок, Джон Хьюстон и прочие. Тем не менее много лет я брал у тебя интервью до, после и во время съемок почти каждого фильма. И не раз, в том числе на «Бешеном быке» и «Короле комедии», ты говорил, что это будет последний фильм, который ты снимешь.

М: О, без сомнения…

Р: …Что больше не будешь работать. Твоя карьера не была чередой профессиональных успехов, как это может показаться сейчас.

М: Вовсе нет. После провала «Нью-Йорк, Нью-Йорк» были прекрасные отзывы на «Последний вальс», все очень хорошо приняли этот фильм, но его полностью проигнорировали критики и Академия. По какой-то причине его даже не допустили к номинации на лучший документальный фильм. Думаю, из-за того, что там нет диалогов…

Р: Таковы правила Академии: ни один хороший документальный фильм не попадает в номинацию.

М: Потрясающий фильм. Какие музыканты!.. Я могу так сказать, потому что девяносто процентов документального фильма – это пение. Я расставил камеры – и всё. Это действительно их работа; The Band, Боб Дилан, Нил Янг, все. В любом случае, после этого я был очень разочарован, не знаю, просто… когда я, наконец, взял себя в руки, Боб… У него был сценарий, и на этот раз хороший, сценарий Шредера, и я просто понял, что не могу ничего другого, и увидел себя в персонаже Джейка Ламотты, который портит жизнь себе и окружающим. И я как бы увидел себя в нем и только что пустил свою жизнь под откос… но я все еще дышал, и Боб принес сценарий и говорит: «Ну а теперь ты хочешь его снять?» Я сказал: «Хорошо, поехали». И в тот момент я понял: я должен это сделать… Я хотел переехать из Лос-Анджелеса. В то время у меня была квартира в Нью-Йорке, и я решил, если уж снимать это кино, оно должно быть очень особенным, это должно быть похоже на камикадзе-съемку. Мы просто придем и всех порешим; это будет смертельно опасно. Как будто это мой последний фильм. Боб хорошо проявил себя в сотрудничестве. Важно, что он смог получить то, что хотел от роли и фильма, а я смог получить свое. От актера требовалось стоять на ринге по двенадцать часов и получать по голове в течение десяти недель. И таким человеком был Боб, он хотел это сделать. Я говорил: «У меня есть идея для этого кадра», он: «Хорошо». А с другим актером – кто знает? Он давал мне то, что нужно, и мне это нравилось. В общем, я все силы на это потратил, и думал уже, что поеду в Рим и буду снимать фильмы о жизни святых для телекомпании RAI (Смех). Была у меня такая романтичная идея…