Р: Католичество имело большое значение для тебя на протяжении всей карьеры. Какое-то время ты учился на священника. А я говорил тебе, что тоже учился?
М: Сколько тебе было лет?
Р: Средняя школа. Это была не то чтобы учеба, скорее летний лагерь при семинарии, но мне там очень понравилось курить с семинаристами. Это я помню лучше, чем все остальное, что связано с религией. Моя мама заставляла меня изучать латынь в старших классах, на случай, если я когда-нибудь решу вернуться к своему потерянному призванию. А «Последнее искушение Христа» – самый откровенно религиозный фильм из твоих работ. И, вероятно, в его основе – чувства, которые ты испытывал в отношении страстей и смерти Христа.
М: Да, да. Несомненно, самый невероятный театральный опыт для восьмилетнего ребенка – впервые попасть в собор Святого Патрика, увидеть мессу, и скульптуры святых, и тело Христово, лежащее в гробу. Кажется, после того как был снят «Крестный отец», церкви дали немного денег, собор обновили и статуи заменили на новые. Восьмилетний мальчик, увидев Высокую мессу, впитал в себя все происходящее как довольно театральный, но все же религиозный опыт. Все это осталось в моем сознании, и когда мы снимали эту сцену в «Последнем искушении Христа», думаю, я увлекся, потому что первоначальный сценарий Пола Шредера был очень, очень коротким. Конечно, Шредер писал историю Христа, какой мы ее знаем по Евангелиям. Но книга Казандзакиса – художественный вымысел, это не библейская история. Вы узнаете все об Иисусе до момента распятия, это всего лишь час и пятнадцать минут фильма; зритель будет задаваться вопросом, что же дальше, потому что это конец истории. А дальше только Воскресение. А вместо этого зритель переходит к последнему искушению. Мы с Джеем Коксом переписывали сценарий около семи раз, есть многое у Казандзакиса, что я хотел вставить. Особенно сцену между Иисусом и монахом в исполнении Барри Миллера, в которой Иисус исповедуется ему, потому что я чувствовал, что самое интересное – это прямая связь Иисуса Богочеловека с человеком на улице. Этот Иисус должен проповедовать на 8-й авеню и 52-й улице, понимаете? В самой бедной части города. И здоровым, и заботящимся о нищих, и проституткам, убийцам… Именно таким мы хотели изобразить Иисуса, потому что таким мы его увидели в Евангелии. Многие мои друзья-священники говорят, что Иисус так себя и вел. И, кстати, его за такое поведение осуждали. Однако я сильно увлекся Страстной неделей, сценой с Пилатом, бичеванием, сценами распятия. Я никак не мог отрешиться от этих образов. Мы начали работу над фильмом в 1983 году, в январе. К декабрю фильм был отменен компанией Paramount Pictures, и у них были на то причины. United Artists не хотели показывать фильм в своих кинотеатрах, а если вы тратите девятнадцать миллионов долларов на картину, было бы неплохо ее где-то крутить. Барри Диллера можно понять. Майкл Айснер и Джефф Катценберг покинули Paramount и создали Touchstone Pictures. Я ушел вместе с ними, мы сняли «Цвет денег». Потом я познакомился с Майком Овитцем, и он спросил меня: «Какой фильм ты хочешь снять?» Я ответил: «Последнее искушение Христа». И он познакомил меня с Томом Поллаком из Universal и Гартом Драбински, управляющим киносетью Cineplex Odeon, и за четыре недели мы с Барбарой Де Финой обо всем договорились. Но мы им не верили. Разница была в том, что это было уже не девятнадцать миллионов долларов, а семь, пятьдесят пять съемочных дней в Марокко и оплата только по завершении работ. Летом мы предварительно съездили в Марокко, я захватил свои раскадровки 83-го года, а затем дорабатывал их уже в Марокко, потому что не было времени думать на съемочной площадке. Солнце… Мы снимали с первыми рассветными лучами. Сцену с распятием снимали два дня от восхода солнца до заката, всего семьдесят пять кадров. Вообще-то я запланировал около ста, но мы их сократили.
Р: Как правило, за одну смену у большинства режиссеров получается отснять четыре кадра…
М: От шести до десяти. Десять – это если повезет. Но у нас был другой метод. Наш оператор Михаэль Балльхаус до этого работал с Фасбиндером над фильмом «Предостережение святой блудницы». Съемки должны были занять семь дней, но посреди процесса Фасбиндер вдруг решил, что ему не нравится актер: он его уволил и сам занял эту роль. И все, что они снимали три дня, нужно было переснять за один. Вот что они придумали: мол, в 7:52 мы снимаем кадр у окна, затем в 8:01 переходим к следующему, и так далее. Сцену распятия мы снимали таким же образом.
Р: Фасбиндер был единственным режиссером, который снимал фильмы быстрее, чем зритель их смотрел.