Мартон и его друзья

— Да вот тех, что в субботу да в воскресенье в полицию согнали, чтоб они в Пешт не уехали.

Почуяв что-то неладное, полицмейстер соскочил с коня, подошел к Яношу Тоту и спросил его приглушенным голосом:

— Сколько вы людей забрали?

— Семьдесят девять мужчин и трех женщин.

— С ума сошли! — Полицмейстер схватился за голову. — Господи Иисусе! Да как это вас угораздило?

Огромный детина объяснил окружившим его знатным всадникам, что двадцать пятого и двадцать шестого числа из жителей города К., взявших билеты в Будапешт, уехали только владелец кирпичного завода с супругой, два чиновника из ратуши, провизор, торговец готовым платьем с дочерью и цыган-скрипач; остальные восемьдесят два человека, желавшие уехать, были на всякий случай арестованы и заперты в подвальной камере полицейской управы, предназначенной для четырех человек. И все это ради того, чтобы два никому не ведомых делегата не попали на Всевенгерский митинг протеста.

— Заключенные сидят на голове друг у дружки. Там, изволите ли видеть, иголке негде упасть. Орут, ваше благородие! Кормить их нечем. Перед управой собрались родственники и требуют, чтобы освободили арестованных. Господин вахмистр уже дважды приказывал разгонять народ саблями, но и это не помогло. Камнями повыбивали в управе окна. Господин вахмистр вызвал, изволите видеть, жандармов, а те никак не решат: стрелять или нет? А в подвале такая вонь, что не продохнешь. Прохожие идут мимо — шарахаются. Изволите видеть, этой ораве даже оправиться негде…

Все захохотали. У Яноша Тота глаза так и застыли. Он видел только одно: как трясутся на седле обтянутые рейтузами ляжки графини.

— Schweinerei![25] — воскликнула графиня, заколыхавшись от смеха.

Но полицмейстер, хоть и нарушал все правила приличия, не в силах был засмеяться. «Ну и скандал, ну и скандал!» — думал он.

— Ваше сиятельство, — сказал он графу, — прошу извинения, но я должен немедленно вернуться в город.

— Ваша государственная безопасность, не принимайте это близко к сердцу. Ха-ха-ха! Вот тебе, сигара! Закури! Ха-ха-ха! Schau an, Katherine! Der ist ein Kerl! Was?[26] — обратился он к жене.

Он хотел было уже поскакать дальше вместе со всей своей шумной компанией, когда тщедушный мужичок, стоявший рядом с Яношем Тотом XVIII, заговорил, теребя в пальцах шляпчонку:

— Ваше сиятельство!

— Что такое? — Брови горбоносого графа сурово сдвинулись, и он осадил коня.

— Я телеграмму привез.

— А почему молчишь?..

Крестьянин молча порылся в кармане и вытащил клочок бумажки.

В телеграмме стояло:

«Дорогой граф! Прошу тебя немедленно выехать в Будапешт и принять участие в сегодняшнем чрезвычайном заседании Национальной партии труда. Граф  И ш т в а н  Т и с а».

Граф повернулся к полицмейстеру.

— Можете ехать со мной. Довезу вас в своей коляске в К. Я должен срочно выехать в столицу.

— Was ist geschehen, Julius?[27] — спросила графиня.

— Graf Stefi depeschiert… Es wird wahrscheinlich Krieg sein[28]. — И закончил по-венгерски: — Не обращайте внимания, продолжайте охоту.

Граф и полицмейстер поскакали к замку. Там они сели в коляску, запряженную четверкой лошадей.

— Как вы думаете, ваше сиятельство, действительно будет война? — спросил дорогой полицмейстер.

— Надеюсь! — холодно ответил граф. Лаконичность ответа означала, что охота закончена и попутчики теперь уже не ровня друг другу.

Полицмейстер понял. И за всю дорогу больше не проронил ни слова.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, которая компенсирует своей длиной предыдущую коротенькую главку; вместе с тем автор нарушает в ней классические традиции инвокации, обращаясь за помощью к высшей власти не от своего имени, а от имени одного из своих героев, да и то с запозданием; грустные последствия этого сказываются немедленно, хотя героя романа пока лишь угощают пинком, правда, таким, что пострадавший отлетает на десять метров и попадает прямиком в мировую войну

1

Хотя г-н Фицек уже не был сапожником, но торговец кожей прислал ему в подарок календарь, правда только в конце апреля. Под голубым небом и покоящейся на облачке ангельской головкой вились буквы: «С Новым годом, с новым счастьем! Самый дешевый поставщик кожи — П е т е р  В а д а с». Ниже были прикреплены листочки календаря.

С утра пораньше г-н Фицек в одной рубахе и в кальсонах подошел к висевшему на стене календарю, оторвал листок и начал вслух читать по складам: