Мартон и его друзья

До сих пор Фицек упорно смотрел в одну точку. Сейчас он поднял голову. Напротив него, прижавшись к стене, стояли ребята: Банди, Бела и Пишта. Г-н Фицек окинул их мутным взглядом.

— Только одного никак не пойму: почему все подорожало? Ведь продают ту же муку, то же сало… Что ж правительство смотрит? Что?

Жена взяла со стола пакеты с мукой. Из порванного кулька осторожно пересыпала в пустую кастрюльку, туда же смела шершавой ладонью и кучку муки, что высыпалась на стол. Потом сдула оставшуюся на доске мучную пыль. Поставила стол посреди кухни, накрыла его клеенкой. Ребята быстро принесли для отца и матери стулья из комнаты, для себя придвинули к столу табуретки. Берта налила тминный суп в тарелку и бросила от плиты взгляд на Пишту. Мальчик вскочил, послушно взял полную до краев тарелку и поставил ее перед отцом. Потом и остальные получили свои порций супа. Лиза сидела на коленях у матери. После каждых двух ложек, что съедала мать, одна ложка доставалась дочери. Мать сперва дула, пробовала губами и, только когда суп остывал совсем, подносила ложку ко рту девочки. «Ешь, не задерживай!»

Г-н Фицек хлебал суп, совсем не чувствуя его вкуса. «Что же будет-то? — размышлял он. — Ну и кавардак!.. Город набит солдатами. Спят на тротуарах, на мостовой… Весь день ревет духовой оркестр… Того гляди дома зашатаются. И даже деньги — а уж что было в мире прочнее их? — и они будто съежились».

— Десятикронная монета заболела и похудела, — изрек вдруг г-н Фицек.

— Что? — спросила жена, уже не на шутку перепугавшись.

— Похудела. В пять крон превратилась.

И он продолжал хлебать суп, с каждым глотком приближаясь к действительности. С супом покончили. Ребята хлебом начисто вытерли тарелки. Бела следил за тарелкой отца, считал, сколько попадет в нее колобков, — их оказалось шесть; потом перевел блестящие глазки на тарелку матери. «Один, два, три, четыре, пять, — считал мальчик, но тут же успокоил себя: — Два из них пойдут Лизе». Остальные получили по три колобка. Мать заглянула в кастрюльку. «Двенадцать», — установила она численный состав колобков. «Пять — Отто, четыре — Мартону, можно и другим добавить по одному».

И добавила.

Бела подмигнул Пиште.

— Видал? Четыре… — прошептал он.

— Чего? — тупо спросил г-н Фицек.

— Колобка, — ответил Бела. — Я получил четыре.

— Ну и что? — окинул его г-н Фицек мутным взглядом.

2

Отто вернулся домой. Он заканчивал последний курс Высшего строительного училища, которое помещалось на проспекте Текели. В будущем году Отто получит диплом и право строить одноэтажные дома. Согласно закону он станет десятником-строителем. Г-н Фицек, чуть преувеличивая, называл его «господином инженером», хотя строить двухэтажные и многоэтажные дома Отто без инженера не имел права. Впрочем, мальчик против воли г-на Фицека бросил учиться на литографа, а ведь ему оставалось всего лишь несколько месяцев. Отто хотел выбиться в люди и пошел работать простым каменщиком, так как без этого не приняли бы в строительное училище. Упрямый, целеустремленный подросток целый год клал стены, выполнял тяжелую работу — в ту пору строилась гостиница «Геллерт». Известковый раствор разъел ему руки, кончики пальцев потрескались, из них сочилась кровь. Вечерами мать смазывала сыну руки глицерином. «Не беда, сынок, — говаривала она. — Ты лучше о будущем своем думай!» А г-н Фицек негодовал не только потому, что, стань его сын литографом, он приносил бы домой по восемь форинтов в неделю, но еще и потому, что смена профессии произошла без его ведома. Отто договорился об этом с матерью. «И надо было тебе это?» — кричал г-н Фицек, покусывая усы, когда мать сказывала глицерином пальцы сына и он шипел от боли. «Барином будешь, — добавлял г-н Фицек, помрачнев, — а потом, чтоб тебе треснуть пополам, наплюешь на отца! Да и на тебя тоже наплюет, душенька моя, — оборачивался он к жене. — Глицеринь, глицеринь ему пальцы!»

…Отто снял пиджак и повесил его вместе с узкополой жесткой соломенной шляпой на вбитый в кухонную стенку «свой гвоздь». На этот гвоздь никто другой не имел права ничего повесить. Сорочка Отто вся пошла полосами от пота.

— Опоздал, — возбужденно заговорил он. — Встретил манифестантов на площади Барош. Немцы заняли Антверпен… Это уже третья бельгийская крепость… Люттих, Намюр… Чудо, а не армия!

— Что?.. Что заняли? — спросил г-н Фицек.

— Антверпен.

— А мука почем?

— Не знаю, — Отто опешил, не понимая, какое это имеет отношение к Антверпену. — А почему вы спрашиваете?

И так как г-н Фицек не ответил, Отто заговорил снова.