Мартон и его друзья

— Это хорошо!.. — махнул рукой, г-н Фицек. — Я очень рад, коли не допустят!.. Ух… как рад!.. Ха-ха-ха-ха! Вот рад-то! Только смотрите, чтоб к тому времени вы не в морге лежали все вповалку… вот так… Слушайте меня! — Г-н Фицек выхватил кошелек из кармана. — Отто, сегодня после обеда в училище не пойдешь. Понял? Завтра скажешь, что желудок расстроился. Летом это не в диковинку… А ты, Мартон, нынче будешь не музыку, а муку сочинять! Тру-ля-ля! Здесь-то я по крайней мере понимаю, что к чему! Без музыки жить можно, а без муки, дружок, с голоду подохнешь вместе со своей милейшей мамашей, деревенским гулякой, Луизой Блахой и красным занавесом. Вот они, деньги! Сейчас я их разделю. Эй, Пишта, Банди, сюда! — и он пинком распахнул дверь в комнату. — Пойдем! Сейчас! Сию минуту! А этот сопляк, — и он указал на шестилетнего черноглазого Белу, — еще только жрать умеет, а помогать так нет! На все деньги закупим муки и сала, какую бы цену ни заломили. Каждый купит, сколько сможет, потом бежит домой, кладет — и снова в путь! Сразу же в другую лавку! Потому что я верю всем — и Францу Иосифу, и императору Вильгельму, и эрцгерцогу Иосифу, и Пиште Тисе, и тебе тоже верю, — он посмотрел на Отто, — но больше всего верю самому себе! Покуда этих двадцати килограммов сала и семидесяти пяти килограммов муки не будет дома, я не успокоюсь. Это мое спокойствие номер один. Что же касается спокойствия номер два — призыва в армию, то и тут что-нибудь предпримем. Не станем же мы подыхать ради семейства господина Франца Иосифа — ни я, ни ты, почтеннейший господин инженер! План у меня готов! Но предварительно надо запастись жратвой! Поняли? Пошли!

И члены семейства Фицеков мужского пола — с десяти и до сорока трех лет — двинулись в путь по разукрашенному флагами и плакатами, кишащему демонстрантами, гремящему воинскими оркестрами городу, чтобы раздобыть г-ну Фицеку его спокойствие номер один.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, которая расскажет о том, что нам и без того известно, а именно, что Игнац Селеши — «это вам не стачка»

1

С молчаливого согласия руководства социал-демократической партии Геза Шниттер выхлопотал, чтобы кафе «Сорренто» не занимали под казарму. Действовал он осторожно, бумаг никуда не подавал. «Когда-нибудь из-за этого могут выйти неприятности». Шниттер договаривался обо всем устно, ссылаясь на прошение Шандора Вайды и К°. Так попал он, наконец, к государственному секретарю министерства внутренних дел, для которого сохранение кафе «Сорренто» или переоборудование его под казарму не имело ровно никакого значения. Он мог уладить это дело одним телефонным звонком, однако решил воспользоваться встречей со Шниттером для выяснения более важных вопросов. В числе прочего он хотел уточнить и следующее: если в связи с войной заготовку и распределение хлеба и фуража возьмет на себя монопольное акционерное общество, поддерживаемое государством, не согласится ли Геза Шниттер войти в его правление от имени социал-демократической партии, то есть не захочет ли Шниттер занять место рядом с аристократами-помещиками и будапештскими банкирами?

Государственный секретарь, казалось, с величайшим интересом выслушал аргументы Шниттера, который доказывал, что «Сорренто» — излюбленное и, безусловно, необходимое место для встречи руководителей рабочего движения; в случае его ликвидации будет утрачен координационный пункт, где, как доказано практикой, царит приятная атмосфера, создаваемая публикой, ужином, цыганским оркестром, бильярдом, домино, картами и прочим. Эта атмосфера оказывает благотворное действие на руководителей партии, а в военное время сие необычайно ценно. Как раз поэтому прошение Шандора Вайды и К° выделяется из числа аналогичных прошений и т. д. и т. п.

Заручившись согласием Шниттера еще по нескольким «случайно поставленным вопросам», как-то: «Основные предприятия будут подчинены военным комендантам; правом стачек во время войны социал-демократы пользоваться не будут; на предприятиях введут две смены, то есть 10—12-часовой рабочий день, и шире, чем до сих пор, будет применяться детский труд», — государственный секретарь любезно за руку попрощался со своим посетителем, и два дня спустя Вайда и К° получили бумагу, что «Сорренто» «причисляется к тем кафе, сохранение которых признано необходимым с точки зрения удовлетворения потребностей населения Будапешта и сохранения внешнего облика города».

2

Весть о всеобщей мобилизации застала Игнаца Селеши в «Сорренто». Шлепая грузными ногами, обутыми в башмаки с толстенной подошвой, он, запыхавшись, перебежал — насколько ему позволяла, конечно, бежать его комплекция — на противоположную сторону улицы, к технологическому училищу. Огромным своим туловищем он раздвинул толпу и оттеснил всех от приказа о мобилизации.