Селеши качнулся вперед, вытянул руку, огромную и пухлую, как боксерская перчатка, и прикрыл ею тысячекронный банкнот. Бумажка, будто защищаясь, еще теснее прижалась к зеленому сукну, опасливо зашуршала, потом ослабела и сдалась.
В кабинете воцарилась тишина. Необычайно подвижному Вайде было уже в тягость изображать равнодушие. Он не мог дождаться конца ритуала, чтобы снова стать самим собой. Вытащив серебряный портсигар, на крышке которого улыбалась обнаженная женщина, Вайда долго разглядывал цветное изображение, словно видел его впервые. Крышка щелкнула, портсигар открылся, и Вайда любезно предложил Селеши сигарету с золотым мундштуком.
— Надеюсь, не сочтете за взятку, если я вам сигарету предложу?
Селеши, не сводя глаз с Вайды, потянулся к портсигару и взял сигарету — она будто сплющилась в его толстых, неуклюжих пальцах. Когда же он сунул ее в рот, в его мясистых губах сигарета вовсе стала похожей на зубочистку. Вайда поднес огонек. Селеши, все еще не сводя с коммерсанта огромных выпученных глаз, прикурил. В кабинете стояла тишина. Директор сунул банкнот во внутренний карман пиджака и, продолжая пытливо разглядывать Вайду, так затянулся, что сигарета не проскочила ему в глотку, должно быть, лишь потому, что Селеши крепко сжимал ее в пальцах.
Вице-директор рабочего кооператива не сразу привык к манерам Вайды, к его словечкам: «Ни черта, и без мыла пройдет», — и прочее. Впрочем, Вайда изъяснялся так совершенно сознательно, а не потому, что не умел иначе. В таком тоне он беседовал с теми, с кем намеривался установить длительные коммерческие отношения. «Я слов не признаю, — говаривал обычно Вайда, подбрасывая двадцатикронную золотую монету и ловя ее опять, — вот я чем орудую — профилем его величества короля Франца Иосифа».
А Игнацу Селеши не легко было обходиться без пышных фраз, к которым он привык в профсоюзе и в рабочем кооперативе. Но Вайда, ненавидевший в коммерческих делах напрасную трату времени и вообще нетерпеливый отроду, не шел ему ни на малейшие уступки. Как только Селеши запускал какую-нибудь тираду, Вайда начинал нещадно зевать и бессмысленно таращить глаза.
— Бросьте, бросьте, господин Селеши! Мы же свои люди. Такой товар я ни оптом, ни в розницу не беру. Меня ни спасать, ни освобождать не надо… Я сторонник английского либерализма… Ближе к делу!
Когда Селеши убедился в том, что его новый и выгодный знакомый — человек, безусловно, надежный и, главное, не болтун, он успокоился, а приглядевшись к нему, пошел даже на кое-какие уступки. Позднее он понял, что грубоватый Вайда, признававший только одно: «покупаю-продаю», и вне коммерческих дел был весьма любопытным человеком, знакомым с такими сторонами жизни, которые Селеши и не снились.
Вайда рассказывал ему уйму всяких историй, главным образом щекотливого свойства — о дамах и прочем. Селеши причмокивал толстыми губами и смеялся так, что на его огромном животе трещали пуговицы, брюк и жилетки. Взаимная приязнь между ними все росла.
«Не только полезный, но и приятный человек!» — пришел к заключению Селеши.
Как-то однажды, удачно сбыв с рук полторы тонны так называемого «смешанного русского чая», друзья сидели в директорском кабинете Рабочего потребительского кооператива. В бумажниках топорщились изрядные пачки прикарманенных денег, деньги поднимали дух, кружили головы.
Вайда даже не жаловался на очередную хворь: обычно он, что ни день, обнаруживал у себя признаки все новых и новых болезней. Признаки эти существовали, и болезни мучали его до тех пор, покуда Вайда не узнавал еще о каком-нибудь недуге и с жадностью не присваивал его себе. Тогда старая немочь исчезала, и место ее занимала новая болезнь. Впрочем, с иными недомоганиями маклер налаживал прочную связь, и они, точно кометы, временами возвращались к нему.
Если умирал кто-нибудь — кто бы то ни был: женщина или мужчина, молодой или старый, знакомый или незнакомый; где бы он ни умирал — в Будапеште или в Сегеде, в Индии или в Африке; от чего бы ни умирал — от белокровия или от столбняка, от проказы или от энцефалита, — Вайда как одержимый расспрашивал, сколько было лет умершему, как началась болезнь, заразна она или нет, каковы ее признаки, сколько времени она длилась, чем ее лечили, почему не помогло лекарство, долго ли агонизировал больной, и т. д. и т. п.
Дома Вайда хватал зеркало, с ужасом разглядывал свое лицо, зубы, горло, высовывал язык, щупал пульс, потом клал зеркало на место, надавливал себе на грудь, потирал живот, снова хватал зеркало, открывал рот так, что нижняя челюсть отваливалась, опускал веки и сквозь смеженные ресницы рассматривал свою физиономию, представляя себе, как он будет выглядеть мертвецом. Наконец в полном отчаянии он начинал ругаться: «Черт бы побрал всю эту медицину!»
Но сегодня, перепродав полторы тонны «смешанного русского чая», Вайда, как и всегда после удачной сделки, был здоров как бык.
— Хотите послушать мое последнее приключение? — спросил он.