Мартовскіе дни 1917 года

Председатель Думы, информируя Ставку в 11 час. вечера, 3-го марта, подвел итоги словами: "все приходит боле или мене в порядок". На фронт пока "благополучно", признавал нач. штаба, но тм не мене отвт его звучал пессимистически: "главнокомандующіе в теченіе цлаго дня запрашивали о времени опубликованія акта 2 марта, ибо слухи об этом проникли в армію, в ряды войск и населенія, порождали недоумніе и могли закончиться нежелательными проявленіями. Безотрадно положеніе Балтійскаго флота, бунт почти на всх судах, и боевая сила флота, повидимому, исчезла... Это результат промедленія в объясненіи чинам флота сути акта 2 марта. По имющимся свдніям также печально и безнадежно состояніе войск петроградскаго гарнизона... Вот грустная картина с военной точки зрнія. Полагаю, что новое правительство должно придти на помощь арміи, призвать к порядку развращенныя части... Суровыя мры на первое время должны образумить забывших дисциплину"... Мы знаем, что "унылой" и "грустной" оцнк ген. Алексева Родзянко противопоставил петербургскія настроенія — "бодрыя" и "ршительныя". Родзянко сослался на полученную телеграмму о том, что в Балтійском флот "вс бунты ликвидированы, и флот привтствует новое правительство". В отвт Алексев огласил новую вечернюю телеграмму адм. Непенина: "Бунт почти на всх судах"...[298]. "Вы видите — продолжал Алексев — как быстро разворачиваются событія, и как приходится быть осторожным в оцнк событій... Конечно, я извщу вас о том, как будут встрчены войсками дйствующей арміи оба акта. Вс начальники от высших до низших приложат вс усилія, чтобы армія продолжала быть сильным, могущественным орудіем, стоящим на страж интересов своей родины. Что касается моего настроенія, то оно истекает из того, что я никогда не позволяю себ вводить в заблужденіе тх, на коих лежит в данную минуту отвтственность перед родиной. Сказать вам, что все благополучно, что не нужно усиленной работы — значило бы сказать неправду".

Можно ли из этого пессимизма Алексева, навяннаго создавшейся обстановкой, длать вывод, что он признал вообще ошибочность своего поведенія в часы, предшествовавшее отреченію Царя?

В таком смысл ген. Лукомским сдлано пояснительное примчаніе к одному из документов, приведенных в его воспоминаніях. Передавая телеграмму 3-го марта с запросом мнній главнокомандующих, Алексев сказал: "никогда себ не прощу, что, поврив в искренность нкоторых людей, послушал их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отреченіи Государя от престола". Аналогично утверждает и комментатор бесд с Рузским, изложенных в "Рус. Лтописи". "Основное мнніе Рузскаго о днях 1-2 марта, им формулировано так: Алексев "сгоряча поврил Родзянко, принял ршеніе посовтовать Государю отречься от престола, и увлек к тому остальных главнокомандующих". Сам же Рузскій яко-бы признавал, что ему надлежало "вооруженной силой подавить бунт", но что в тот момент он "старался избжать кровопролитія и междоусобія". Как бы не оцнивали сами участники событій своей роли под вліяніем послдующих неудач, историку приходится по иному опредлять патріотическія побужденія, которыя ими руководили. Не участвовавшій непосредственно в событіях ген. Куропаткин (он находился на отлет — в Туркестан), довольно, ярко выразил почти господствовавшее настроеніе своей записью в дневник 8-го марта: "Чувствую себя помолодвшим и, ловя себя на радостном настроеніи, нсколько смущаюсь: точно и неприлично генерал-адъютанту так радоваться революціонному движенію и перевороту. Но так плохо жилось всему русскому народу, до такой разрухи дошли правительственные слои, так стал непонятен и ненавистен Государь, что взрыв стал неизбжен. Ликую потому, что без переворота являлась большая опасность, что мы были бы разбиты, и тогда страшная рзня внутри страны стала бы неизбжна. Теперь только бы удалось возстановить всюду дисциплину в войсках, только бы политическая горячка не охватила войска дйствующей арміи; побда, глубоко уверен в том, нам обезпечена".