Мартовскіе дни 1917 года

Как ни оцѣнивать дѣйствій Правительства, нельзя не признать, что описанная выше тактика в сущности весь одіум за несоотвѣтствующее духу революціонных дней назначеніе Великаго Князя офиціальным вождем арміи перекладывала на верховное командованіе на фронтѣ, положеніе котораго и без того было исключительно трудно. Выходило так, что верховное командованіе без вѣдома Врем. Правительства, за кулисами подготовив назначеніе Ник. Ник., пыталось фактически передать армію в руки представителя отрекшейся династіи. Само Правительство, того, быть может, не сознавая, создавало почву для демагогіи. И не приходится удивляться тому, что через нѣсколько дней в связи с другими сообщеніями, приходившими с фронта (о них скажем дальше) и пріемом в Исп. Ком. депутаціи от баталіона. георгіевских кавалеров, в "Извѣстіях" появилась замѣтка: "Ставка — центр контр-революціи". В ней говорилось, что Могилев по сообщенію георгіевских кавалеров, посѣтивших 12-го марта Совѣт, сдѣлался "центром контр-рев. заговора": "офицеры-мятежники организуют реакціонныя силы... утверждают, что новый строй... недолговѣчен, и что скоро на престолѣ будет возстановлен царь Николай... Делегація георг. кав. сообщала в подтвержденіе своих слов много фактов и в частности имена офицеров, явных врагов новаго режима". "Исп. Ком. — утверждала замѣтка — признал такое положеніе вещей совершенно недопустимым и постановил довести до свѣдѣнія Врем. Прав. о том, что, по мнѣнію Исп. Ком., необходимо безотлагательно назначить Чрезвыч. Слѣдственную Комиссію для раскрытія монархическаго заговора и примѣрнаго наказанія измѣнников, врагов русскаго народа. Правительство обѣщало принять нужныя мѣры. Будем надѣяться, что оно проявит в этом дѣлѣ надлежащую энергію и будет дѣйствовать безпощадно по отношенію к шайкѣ черносотенных заговорщиков. Только таким путем возможно предотвратить бурные эксцессы со стороны солдат, глубоко возмущенных наглостью реакціонеров в их безнаказанностью". Заостренность вопроса, сказавшуюся в замѣткѣ совѣтскаго офиціоза, который далеко не всегда выражал правильно формальную позицію Исп. Ком., очевидно, слѣдует цѣликом отнести в область тѣх личных домыслов, которые Стеклов (фактическій редактор "Извѣстій"), как мы видѣли, любил в Контактной Комиссіи выдавать за рѣшенія отвѣтственнаго органа так называемой "революціонной демократіи". В протоколѣ Исп. Ком. ничего подобнаго нѣт: по поводу пріема депутаціи георгіевских кавалеров сказано лишь, что "необходимо послать депутатов, которые помогли бы им сорганизоваться и связали бы фронт с Совѣтом". Разнузданная демагогія Стеклова пошла дальше, и в общем собраніи Совѣта 14-го он выступил по собственной иниціативѣ с возмутительными коментаріями будущаго декрета об объявленіи внѣ закона "генералов-мятежников", дерзающих не подчиняться волѣ русскаго народа и ведущих открытую контр-революціонную агитацію среди солдат: "всякій офицер, всякій солдат, всякій гражданин", в толкованіи Стеклова, получит "право и обязанность" убить такого реакціоннаго генерала раньше, чѣм он "святотатственно поднимет свою руку". Впервые за, дни революціи публично раздался голос, призывающій к безнаказанным убійствам, и удивительным образом непосредственно никто не реагировал на эту гнусность: только представители Царскосельскаго гарнизона, как явствует из протокола Исп. Ком. 16-го марта, пожелали "объясниться" по поводу замѣтки, появившейся в "Извѣстіях". Обѣщаннаго будто бы "декрета", на чем настаивал Стеклов, Правительство, конечно, не издало, но агитація безотвѣтственных демагогов, как мы увидим, наложила свой отпечаток на соотвѣтвующіе правительственные акты.