Мартовскіе дни 1917 года

Пріѣзжавшим с фронта делегаціям "оборонческая позиція" Совѣта представлялась непріемлемой, — это засвидѣтельствовал никто иной, как один из членов Исп. Ком. Горев, которому было поручено принимать эти делегаціи. Слѣдовательно, не так уже был неправ докладчик о войнѣ на мартовском съѣздѣ к. д., вернувшійся с фронта Щепкин, в своем утвержденіи, что лозунги "долой войну" или "война в ничью" — эти главные лозунги февральско-мартовских дней, по словам Троцкаго — встрѣчают в арміи "страшнѣйшее негодованіе". Такое сужденіе отнюдь не было только субъективным воспріятіем человѣка, желавшаго видѣть в дѣйствительности подтвержденіе своих личных взглядов.

Упомянутый Горев скажет, что всѣ резолюціи с фронта этого времени не отражали подлинных настроеній и желаній солдатских масс, ибо онѣ вырабатывались '"почти исключительно армейской интеллигенціей" — тѣми "межеумочными" интеллигентами, которые, по характеристикѣ Суханова, шли па поводу у "буржуазіи". Шовинистическій задор первых недѣль явился результатом планомѣрно организованной агитаціонной кампаніи. Резолюціи повторяли как бы хорошо "заученный урок". Доля истины имѣется в этих одновременно преувеличеных и упрощенных заключеніях. Напр., интеллигентскій характер процитированнаго выше обращенія делегаціи пѣхотнаго полка г. Совѣт несомнѣнен. Была и нѣкоторая директива из центра. Так, напр., Селивачев записывает 18 марта со слов пріѣхавшаго из Петербурга подп. Каминскаго, что желательно, чтобы "по организаціи комитетов тѣ выносили резолюціи о довѣріи Врем. Правительству, подтверждая это телеграммами послѣднему, что необходимо, как противовѣс Совѣту Р. и С. Д., видимо, желающему подорвать престиж правительства". Патріотическіе "заученные уроки" во всяком случаѣ не меньше показательны, чѣм всякіе иные митинговые трафареты, свидѣтельствуюшіе о настроеніях противоположных[366].  Молніеносных результатов пропаганда не дает, если только она не падает на соотвѣтствующую почву и не находит среды, адекватной цѣлям, которых стремится достигнуть. В первые дни послѣ переворота организованной пропаганды на фронтѣ не было, и тѣм не менѣе мы видѣли примѣры довольно яркаго проявленія "военнаго задора".

Еще болѣе характерными надо признать "шовинистическія" проявленія в запасных частях петербургскаго гарнизона, среди котораго до переворота велась "пораженческая" пропаганда, и который в дни переворота находился в непосредственном контактѣ с рабочими кругами, естественно болѣе пропитанными крайностями Циммервальда. И нѣсколько неожиданно Шляпников признает, что "буржуазіи" и "оборонцам" в первое время на столичных митингах удалось создать "буквально погромное настроеніе против большевиков", т. е. против послѣдовательнаго отрицанія войны. Во время первых манифестацій воинских частей у Таврическаго дворца, т. е. манифестацій, которыя не могли быть хорошо подготовлены и извнѣ инспирированы (особенно "буржуазіей"), на знаменах красовались лозунги: "война до полной побѣды". По утвержденію Суханова, депутат Скобелев, тов. пред. Совѣта, за какое то неосторожное слово о войнѣ "был чуть не поднят на штыки"; такая же судьба едва не постигла какую-то неизвѣстную большевичку, при пріемѣ Родзянко запаснаго батальона Семеновскаго полка крикнувшую "долой войну". Таким образом "лѣвый" мемуарист цѣликом подтверждает наблюденія "праваго" мемуариста кн. Мансырева, засвидѣтельствовавшаго, что в Петербургѣ разговоры против войны в первые дни вызывали негодованіе. Довольно знаменательно, что делегаты Московскаго Совѣта солд. деп. на собраніи, гдѣ обсуждалась организація предполагаемой 12 марта обще-совѣтской демонстраціи мира, согласились в ней участвовать при условіи, что не будет плакатов "долой войну" ("Рус. Вѣд.").

Сам Суханов в своих "записках" почувствовал бросающіяся в глаза натянутость и фальшь антивоенной характеристики массовых настроеній и заговорил о "мужицко-казарменной" психологіи — о той "толщѣ атавизма" и "примитивнаго націонализма", которые должна была преодолѣть революція. Вѣдь этим все и сказано. Идеологическая платформа циммервальдцев всѣх оттѣнков была чужда психологіи масс в момент, когда произошла революція, и нужно было время и благопріятствующія внѣшнія условія для того, чтобы большевицкая пропаганда, облачившись в ленинскія формы, возымѣла надлежащее дѣйствіе. (См. "Золотой ключ"). В предѣлах марта обстановка была иная. Поэтому искусственным и рискованным представляется тезис, который пытается защитить военный историк Головин, принявшій без критики фактическую канву троцкистской схемы. Я говорю о том "психически коллективном процессѣ отказа от борьбы", который якобы назрѣл в массах к моменту революціи, и осознать который мѣшала интеллигенціи ея оторванность от низов — попытка итти наперекор стихіи вела государство к гибели[367].